Они добежали до своего домика в онсэне за пять минут. Или за три, Кохей не засекал время. А потом время вообще куда-то делось. Оно, наверное, продолжало идти своим чередом, но их это теперь не касалось. Вообще ничего не касалось Танигаву Кохея и Кудо Мицуру.
— Здесь можно целовать?
— Можно…
— А здесь?
— А здесь нельзя… Стой, я же сказал, что нельзя!
— Тебе же нравится…
— А тебе?
— Пока не понял… Ты не даёшь мне как следует попробовать.
— Потому что я сейчас опять кончу…
— Это плохо?
— Не знаю… У меня так в первый раз…
Первый раз. Это был самый настоящий первый раз для обоих. У Кохея никогда раньше не было такого. А Мицуру не знал, что так может быть. Они оба с кем-то встречались, занимались любовью, ласкали сами и позволяли ласкать себя. Но с ними обоими ещё не было такого — чтобы от малейшего прикосновения по телу бежали огненные мурашки и кружилась голова. Чтобы поцелуи не утоляли, а лишь усиливали жажду. Чтобы ладони сами находили нужные места на теле, нажимали, направляли и прилаживали, собирая их двоих в одно целое.
Как пазл.
— Мы не зашли в аптеку…
— Я всё купил.
— Правда? Ты… а откуда ты знаешь, что нужно было покупать?
— Посмотрел в интернете. Вот… то, что надо?
— Ага…
— Наденешь мне?
— Долго… одной рукой…
— Я подожду.
Лучше бы Кохей не соглашался так опрометчиво. Потому что когда на уже дёргающийся от нетерпения член невыносимо медленно накатывают плёнку презерватива — это пытка. Сладкая, слов нет. Но мучительная.
— Как тебе будет удобнее?
— Сверху. Когда лежу, плечо больно.
— Мне тебя держать?
— Немного… да, вот так…
Жаль, что они не успели надеть юкаты. Пока шли днём к бассейну, а потом возвращались переодеваться в домик, Кохей всё время представлял, как он обнимет Мицуру и развяжет пояс юкаты. А можно и не развязывать. Можно просто развести полы в стороны…
— Мицуру…
— А?
— Потом пойдём снова в бассейн?
— Пойдём.
Кохей бы удивился, узнав, что Мицуру тоже жалел о ненадетых юкатах. И о том, что хотел с ним сделать Мицуру, разведя полы традиционного одеяния. Очень хотел. Вот только сейчас они… ох… ещё капельку… нет, это невозможно!
— Кохей!
— Тебе больно?
— Кохей, так не бывает… Почему так… Кохей, ещё!
Даже если бы Мицуру сказал, что ему больно, Кохей не смог бы сразу остановиться. Но ему не больно… Ему хорошо. Ему сейчас очень хорошо, он просит ещё… Лёжа трудно быстрее двигаться. Надо сесть…
— А-ах!
— Так неудобно?
— С ума сойти… Кохей… м-м-м…
Так можно целоваться. В них обоих сейчас всё дрожит, всё горячее, как только что из печки. Горячие языки, губы просто полыхают… Во рту сладко-сладко… это Мицуру такой сладкий? Он ел мёд… Нет, это его собственный вкус. Сладкий и терпкий, как вишнёвый сок.
Пальцы Мицуру на затылке Кохея дрожат. На шее быстро-быстро бьётся жилка… надо провести по ней губами, чтобы не порвалась… Вот так… Хочется прижать его к себе сильнее, но его рука всё ещё болит. Висит между ними, мешая вжиматься друг в друга. Будто шлагбаум. Зато ниже они уже сплавились в одно огромное горячее целое. Там тоже сладко… Так сладко, что хочется плакать… Мицуру что-то шепчет… По животу Кохея скользит упругая дрожащая плоть.
— Можно взять рукой?
— А ты?
— Вместе с тобой…
Вместе… Ну, почти… Мицуру немного раньше, наверное, Кохей пока не умеет с нужной скоростью. Но Мицуру всё ещё стонет, ему хорошо. Потому что Кохей внутри его тела ещё не остановился. Думать связно больше не получается… Сейчас… Вот сейчас…
— Ми…цу…
— Уме… реть…
***
В бассейне ночью никого нет. Это хорошо. Не потому, что они собираются заняться здесь любовью. В воде неудобно. Просто им сейчас нужно посидеть в тишине. Думать нельзя. Надо просто молчать и слушать, как с лёгкими щелчками заходят в пазы последние детали их пазла.
***
Если слегка раздвинуть запах юкаты на груди, ткань будет задевать соски. Мицуру сказал, что они у него очень чувствительные. Заметно. Они только начали целоваться, а Мицуру уже дрожит. Потому что Кохей гладит его соски. Сквозь ткань.
— А у тебя?
— Что?
— Тоже такие же?
— Нет, не думаю. Вроде бы нет.
— А если так?
А вот если обнажить грудь у обоих и потереться сосками, это умопомрачительно. Кажется, Кохей мало знаком с собственными предпочтениями. Это у него всегда так было? Или только сейчас так стало?
— Ну, как?
— Такие же…
— Давай ещё одну штуку попробуем.
Кохей не очень любил, когда ему делали минет. До сегодняшней ночи. Потому что неправильно делали, оказывается. И он тогда не был одет в юкату.
— Мицуру… Можно, я тоже попробую?
— Давай…
Оказывается, это можно делать вместе. Юката уже мешает. А, так можно закинуть длинный подол на спину Мицуру! Если на мгновение оторваться от непривычного, но довольно приятного занятия, можно посмотреть на Мицуру с нового ракурса. Отсюда он тоже классный. Очень классный.
— Ещё? Или хватит?
— Хватит… А тебе?
— У тебя пока не очень хорошо получается. Но мне понравилось.
— Натренируюсь.
Вот, всего одно слово. А у Мицуру снова сердце замерло. Он не сбежал, вечный молчун и умник. Танигава Кохей. Он ведь и правда не сбежал. Не смутился, когда они разделись. Осторожный пока, потому что в первый раз. Но он… Он что, на самом деле его любит?