Дерево (СИ)

Первой связной мыслью Анри при виде стоящего топлесс мужчины был набор междометий. Потому что иначе оценить это великолепное тело было бы просто кощунством. Только так — невнятные звуки полного восторга. Он был прекрасен, как бог из древнегреческих мифов. Или как статуя из Лувра. Только живой, обляпанный сиропом и ужасно расстроенный. Если бы сейчас Анри спросили, что ему хочется сделать больше всего на свете, он бы не задумался ни на секунду. Слизать с этого мускулистого торса малиновый сироп. Весь, до последней капли. И со спины тоже. И с сильных красивых рук. Наверное, это из-за ссоры с Альбером. Обычно после скандалов они так яростно занимались любовью, что потом Анри не мог встать. А чем иначе объяснить какое-то совершенно звериное желание наброситься на абсолютно постороннего, пусть и очень красивого человека?

***

Когда Джону в номер позвонил портье и сказал, что к нему пришёл гость, тот не сразу вспомнил симпатичного парня из кафе, облившего его пару дней назад сиропом. Имя «Анри» резануло ухо. Похоже на имя его бывшего. Двадцать лет прошло, а старый шрам на сердце всё ещё болит. Спускаться в холл не хотелось. Джон попросил визитёра подняться к нему в номер и открыл бар. Отлично, в наличии имеется виски, шартрез и токай. На любой вкус. Этот Анри ведь не откажется пропустить рюмочку? Пить в одиночестве Джон не любил, а выпить сегодня просто необходимо. Такой сегодня день, что нельзя не выпить.

Объясняться на смеси неуклюжего французского Джона и ломаного английского Анри обоим показалось до ужаса смешным. Джон убедился в правоте своей догадки — у Анри чудесная улыбка. И очень белые зубы.

В ориентации своего нового знакомого Джон тоже не ошибся. Потому что когда в очередной раз подливал в бокал Анри вино, тот придержал его руку. Заставил поставить бутылку на стол. И медленно-медленно потянулся к его лицу губами.

Джона никогда не привлекали ролевые игры и разного рода насилие. Он предпочитал спокойный традиционный секс, в меру страстный, по мере возможностей — нежный. Но с Анри так не получилось. Гибкое худое тело будто умоляло смять его, изломать, как цветочный стебель, расплющить под тяжестью дурманящей тёмной похоти. Джон не знал, в чём дело. Он не так много выпил, чтобы набрасываться на случайного партнёра как изголодавшийся волк. Может, дело в настроении? Сегодня у Джона просто отвратительное настроение.

Было. Потом всё исчезло. Остался только раскинувшийся на кровати Анри, с безумными звериными глазами и мокрыми прядками каштановых волос на висках. Джон понятия не имел, чей пот заливал это гибкое тело. Наверное, их общий. Незнакомый терпкий запах забивал ноздри, дурманя голову, как опиумный дым. Белые, словно сахар, зубы впивались в плечо, заставляя вздрагивать от резкой боли. Анри не кричал и старался стонать как можно тише. От этого у Джона совсем срывало крышу. Он хотел, чтобы парень, бьющийся под ним как выброшенный на морской берег дельфин, выкрикивал его имя. И он снова вдавливал во влажные простыни обессиленное тело, прикусывал красиво очерченные губы, не желающие выпускать рвущиеся наружу стоны. Снова, и ещё раз, и ещё…

***

— Анри!.. Анри, открой, я знаю, что ты здесь! Немедленно открывай, а то я сломаю эту чёртову дверь! Слышишь?!

Пришлось вставать и тащиться в прихожую. Клементина сильная, даром что худая, как спичка. Сломает, это точно.

— Анри, в чём дело? Мне позвонила мама — ты продал кафе?! На что ты будешь жить, ты подумал? Или ты нашёл другую работу?

Кафе? Какое кафе?.. Ах да, кафе… Что за бред… ничего он не продавал…

— Клемо, не кричи, ради бога… Голова трещит…

— Какая голова?! Анри, мама сказала, что твоё кафе выкупил какой-то иностранец! Вместе со всеми закладными! Что за иностранец, откуда ты его взял? Это твой любовник? Анри, что ты молчишь?!

Иностранец? Любовник? У него нет никакого любовника-иностранца. У него есть только он, его бешеный зверь, от которого Анри сбежал позавчера утром. Потому что больше не мог выдержать этого безумия. Сколько времени они не вылезали из постели? Неделю? Две?

— Клемо, что за чушь ты несёшь… Как я мог продать кафе, да ещё иностранцу, если я только и делал, что трахался?

— Заметно… — Клементина с неудовольствием оглядела пошатывающуюся фигуру младшего брата. Всегда был худой, а сейчас вообще одни глаза остались. Да и те наполовину закрыты.

— Трахался и пил, да? Твой Альбер женился, ты знаешь?

— Кто такой Альбер? Я никого не знаю с таким именем…

Всё верно. Альбера нет и никогда не было. Есть только он, его мужчина с холодными серыми глазами. Сильный и красивый, как греческий бог. Безумно красивый и страшно сильный.

— Быстро приводи себя в порядок, я сейчас сварю кофе и едем в мэрию. Родители подъедут к двум часам. Там на документах нужна твоя подпись.

— Какая мэрия, Клемо? О чём ты вообще говоришь? Я хочу спать…

— Никаких спать! Живо в душ! Через десять минут не очухаешься — завяжу тебе хрен морским узлом, малявка! Только посмей обратно в койку завалиться! Марш мыться! От тебя несёт, как от последнего клошара!

***