Дерево забвения

— О! Мы уже отчаялись, — говорят они, как бы передавая друг другу микрофон и делая вид, что шутят, хотя им совсем не до шуток. — Чем мы прогневили Господа Бога, чтобы заслужить таких детей? Фейгеле и монах.

— Серьезно, Джоэль, — говорит Дженка, — с каких пор ты решил стать монахом? Ни мяса, ни алкоголя, ни табака… И по части мужских шалостей тоже никак, верно?

— Я не должен был тебя ругать за покупку «Модерн мен», — вздыхает Павел, печально качая головой.

Все смеются, в том числе и Джоэль, что избавляет его от необходимости отвечать на вопрос Дженки.

— Почему ты никогда не приводишь к нам своих подружек? — не унимается та в следующее воскресенье. — Мы недостойны с ними познакомиться?

Даже когда родители не поют его вслух, их рефрен постоянно звучит у него в ушах: Когда же ты женишься на хорошей еврейской девушке и подаришь нам выводок внуков в утешение за потерю всех наших друзей, родных и соседей, вырванных из спокойной жизни в Праге, Брно, Остраве и Теплице, увезенных в Терезин и убитых в Берген-Бельзене и Освенциме?

Однажды майским вечером, решив пообедать в «Террасе», ресторане, расположенном на крыше Батлер-холла, Джоэль заметил новую официантку, хрупкую и грациозную, с тонким лицом и черными как смоль волосами, немного похожую на Одри Хепберн. Она принимает у него заказ, и глаза Джоэля непроизвольно начинают следить за перемещениями молодой женщины по террасе. Это его удивляет. Вот уже пятнадцать лет его мозг убивает в зародыше любой трепет сексуального интереса, еще прежде чем он его осознает. Но в этот вечер, сам не зная почему, он неспособен сосредоточиться на принесенном с собой «Таймс». Поставив перед ним запеканку из цветной капусты, официантка поднимает красивые карие глаза и встречает его взгляд. Он сражен наповал.

Помоги мне Бог, я влюблен, молнией проносится в его голове невольная мысль. В ту же минуту другая часть его мозга формулирует совсем другую фразу, какую-то банальность по поводу заката солнца, и вот эта фраза уже танцует на его губах. Голова молодой женщины поворачивается, чтобы посмотреть на небо на западе, и, когда она отвечает ему теплым и хрипловатым голосом, тестикулы Джоэля реагируют с таким энтузиазмом, что он произносит еще одну банальность, смешной комплимент о гармонии пунцового цвета неба с цветом щечек официантки. Как ни странно, вместо того чтобы нахмуриться и быстро удалиться, та задерживается возле него:

— Вам принести еще что-нибудь, сэр?

Джоэль включается в игру. Каждая грань его существа действует в согласии с другой гранью — и раз в кои-то веки, вместо того чтобы анализировать происходящее, он просто принимает его. Как в симфоническом оркестре, где сотня музыкантов разного возраста, настроения, этнического происхождения и религиозных убеждений синхронизируют свои таланты, чтобы исполнить Девятую симфонию Бетховена, все его качества, врожденные и благоприобретенные, чудесным образом сливаются, чтобы сделать его обольстительным. Еще до кофе он узнает, что молодую женщину зовут Натали, что она родилась двадцать лет назад в Нижнем Ист-Сайде, что ее дед и бабушка бежали из царской России от погрома (Какого? — спрашивает он с разочарованной улыбкой. 1895? 1900? 1905?)… и что в глубине своего существа она не официантка, но актриса.

— Театр или кино?

— Пока в основном театр, — говорит Натали, — но мне случается участвовать в съемках. По правде сказать, я жду своего шанса.

Она живет в Вест-Вилледже, делит квартиру с подругой и ходит на курсы драматического искусства, в школу Герберта Бергдорфа.

Молодая женщина сразу освоилась и счастлива в обществе Джоэля. Она узнает, что он еврей, как и она, что живет здесь же, в Батлер-холле, и преподает в Колумбийском университете. Что преподает? Этнологию.

— Это очаровательно! — воркует она. — Признаться, я довольно смутно представляю себе, что это такое, но это, должно быть, очень экзотично.

Если любовь — океан, то Джоэль похож на не умеющего плавать, выброшенного за борт. Его тело уговаривает его не переживать: если он предоставит ему инициативу, все будет хорошо. Он повинуется и не жалеет об этом. Дома, позже вечером, его руки придерживают перед Натали дверь, помогают ей снять жакет и наливают стакан лимонного сока.

— Я не купил вина, — извиняется он.

Но молодой женщине, привыкшей встречаться с мужчинами, стремящимися ее напоить, воздержанность профессора даже нравится. К концу вечера они желают друг друга так сильно, что голова идет кругом.