Деривация.

Свет висящих на парашютах осветительных ракет позволял использовать обычные оптические прицелы, и Паша снял с винтовки «ночник», заменив его на ПСО. Заняв удобное положение, Шабалин высмотрел ближайшего боевика, до которого было не более полутора сотен метров. Ну, вот теперь можно и пострелять «академическим» способом. Мысленно Паша прогнал пять правил снайперской стрельбы: опора на скелет, естественная точка прицеливания, расслабление, контроль дыхания и обработка спуска. Уняв дрожь в руках, вызванную яростью прошедшего боя, Паша подвел марку прицела в темечко лежащего человека. Естественная точка прицеливания далась ему с третьей попытки, потом пришлось поработать с дыханием, и наконец, он потянул спуск. Винтовка, оснащенная тактическим глушителем, выстрелила, и пуля взбила фонтанчик песка практически впритирку с головой жертвы.

— Ага, понятно, — пробормотал Паша.

Отметив требуемую поправку, он тут же сделал несколько щелчков маховичком прицела — приведя его в нужное положение. Выполнив это действие, он снова приложился к винтовке, найдя ту же цель. Выбирая ход спускового крючка, Паша увидел, как человек пошевелил рукой — значит, он был жив, и наверняка не хотел расставаться с жизнью. Через секунду снайперская пуля разнесла боевику голову. До слуха долетел глухой шлепок пули, несколько отличающийся по звуку от шлепка по стальному гонгу.

Неожиданно для себя, Паша улыбнулся.

Наверное, для того, чтобы в данный момент не испытывать никакого морального смятения, нужно было испытать тот липкий ужас неумолимо приближающейся смерти. И постыдные мысли о бегстве с поля боя компенсировались сейчас уничтожением тех, кто те мысли вызывал. Их нужно было уничтожать как свидетелей. Как свидетелей своего почти состоявшегося несмываемого позора. И потому не было к боевикам никакой жалости и прощения. Только смерть.

Следующая шевелящаяся голова попала на галку прицела, и она так же превратилась в расколотый арбуз с ласкающим слух глухим шлепком. Удовлетворение нарастало: необъяснимым образом Паша не мог заставить себя остановиться — его охватил настоящий азарт. Он перевел винтовку на следующую жертву — но та уже была убита кем-то из снайперов. Хмыкнув, Паша выбрал очередную «целую» голову и тут же прострелил её.

По телу растекалось приятное тепло, зовущее к продолжению этой кровавой вакханалии. Наверное, перед элеватором было полно раненых, но Шабалин чувствовал, понимал, что и многие живые и невредимые притворялись сейчас убитыми, лишь бы по ним не вели огонь, не обращая их к гуриям на самом деле.

Да, он не мог себя остановить. Когда в обычной жизни может представиться возможность проделывать подобное — то, что в обычном человеческом мире запрещено нормами морали и уголовным кодексом? И проделывать такое совершенно безнаказанно? Да никогда и нигде, конечно!

А война вот, предоставляла такую возможность… и Шабалин спешил вдоволь напиться этой безнаказанностью…

Проломив еще несколько ближних черепов, Паша перенёс огонь по боевикам, ползающим на удалении в 600–700 метров. Здесь он уже начал прикидывать и снос и деривацию, и даже температуру — и это всё делалось автоматически, практически без особых размышлений.

«Не останавливайся, убивай, убивай…» — вдруг совершенно отчетливый голос прозвучал в голове. Паша от удивления замер. В прицеле находился человек, который на четвереньках полз по придорожному кювету, подставив снайперу свой зад. Это была отличная цель.

«Вали его, он твой» — повторил голос.

Паша оторвался от прицела и обернулся — сзади никого не было.

— Что ты сказал? — спросил он Стешина, стоящего неподалёку.

— Что? — не расслышал тот.

— Ты сейчас мне что-то сказал?

— Я ничего не говорил, — ответил Денис, на миг отвлекшись от своей винтовки.

— Крыша едет, — резюмировал Паша, и посмотрев в прицел на ползущего боевика, увидел, как того буквально подкинуло чьей-то пулей и заставило совершить смертельный кувырок.

— Ладно, хватит, — он сделал над собой усилие, чтобы завершить этот откровенный расстрел.

Поставив оружие на предохранитель, Паша встал. Для него бой был уже закончен. По «Акведуку» он связался с Барченко.

— Чинар, я Барс…

— Докладывай, Барс! — бодрым голосом отозвался Чинар.

— Отразили атаку игиловцев. Потерь нет. Потери противника посчитаем утром, но, думаю, не менее полусотни человек. Боевики применили новый тактический приём, обеспечивший им минимальные потери в начальный период атаки — максимальное рассредоточение боевых порядков…

Паша подробно рассказал начальнику разведки группировки всё, что уже успел обсудить с советником и Стешиным. Игорь задал несколько уточняющих вопросов и отключился.

Паша еще некоторое время наблюдал за действиями боевиков, которых ударами артиллерии уже вытеснили подальше от блок-поста, а потом вдруг стал засыпать — что было удивительно, после такого мощного психического возбуждения.

В три часа ночи его разбудил дежурный:

— Товарищ старший лейтенант, Чинар на связи…

Паша схватил тангенту:

— Барс!