Паша посмотрел на часы — с момента начала боя прошло полтора часа, а по ощущениям — словно пять минут.
На посту появился возбужденный Сагитов. Как оказалось, он был ранен, и пока Паша накладывал ему повязку на предплечье, майор коротко рассказал:
— Похоже, они новую тактику испробовали на нас — не группируясь, к означенному времени вышли в указанный район и одновременно атаковали. Поэтому разведка их и проворонила.
— А они по нам разве стреляли? — спросил Шабалин, мотая бинт. — Я, признаться, пока труса праздновал, внимание на это не обратил… да и сейчас ход боя наверное не вспомню…
— Стреляли, — кивнул Марат. — Из минометов, из безоткаток, из пулеметов и гранатометов, когда ближе подошли. Но вы молодцы, из агээса грамотно их накрыли перед минным полем. Прямо во как грамотно! И в нужный момент! Это их, похоже, и окончательно обратило в бегство.
— Я, — сказал Паша. — Кажется, еще и из винтовки стрелял…
Марат повернулся и посмотрел на ротного в свете новых «люстр», горящих высоко в небе.
— Первый раз в такой зарубе?
— Первый, — кивнул Шабалин.
— Тогда понятно, — рассмеялся Сагитов. — Со всеми такое бывает.
В этот момент Паша вдруг почувствовал острое желание рассмеяться, но его опередил Стешин, заржав как конь.
Шабалин секунду помедлил, и подхватил хохот от всей души…
Глава 12
Отдельные выстрелы еще звучали с разных сторон, но защитники элеватора уже понимали — пик напряжения боя уже прошел, и игиловцы свой наступательный порыв сменили на отступление — не группируясь, чтобы максимально снизить потери от ударов артиллерии, пулеметов и автоматических гранатометов.
— Ура-а-а! — раздалось откуда-то снизу, наверное, с позиции снайперов. — Мочи их!
Перевязав Сагитова, Паша снова сел за прибор наблюдения и стал рассматривать поле прошедшего сражения, отыскивая на нём цели, которые могли бы угрожать гарнизону элеватора. Боевики могли отойти только для того, чтобы перегруппироваться, или совершить манёвр в обход элеватора, и нужно было оставаться начеку и не проморгать такие действия. На поле боя то тут, то там валялись тела убитых или раненых и обездвиженных боевиков, ползали легкораненые и просто перепуганные боевики, многие, стараясь держаться рассредоточено, быстро удалялись от элеватора в сторону блок-поста, который уже сверкал бликами стрельбы пулеметов и автоматов. Видать, несладко сейчас было на блок-посту, но им помогали — артиллерия открыла заградительный огонь, отсекая боевикам путь к придорожному «опорнику», и судя по перемещению огневого вала, Шабалин понял, что Мажор продолжает уверенно управлять работой «богов войны».
Удивительное дело, но сейчас Шабалин воспринимал происходящее вполне трезво и рассудительно, без дрожи и трепета, словно с его сознания какой-то невидимой рукой была снята пелена липкого тумана, сотканного из слепого страха за свою жизнь. Еще полчаса назад, в пылу боя, его внимание и разум этим самым страхом были сужены до зеленоватого свечения прицела, в который он смотрел, словно сквозь туннель, спеша выхватить очередной силуэт, и нажать на спусковой крючок. Безумство ощущения приближающейся смерти выключило в нём осознанные действия, и как сейчас он понимал, стрельбу из винтовки и выдачу целеуказания гранатометчику он выполнял практически на инстинктах, заложенных в него военным училищем и в процессе всей предыдущей службы. А потом вдруг что-то щелкнуло в голове, и пришло ясное понимание, что смерть ему совершенно безразлична. Неудержимое продвижение численно превосходящих боевиков и абсолютно реальная угроза их прорыва на элеватор, не оставляли никаких сомнений в скорейшей героической гибели, и это понимание принесло ему простую и ясную мысль: зачем бояться смерть, когда она уже пришла? Этот фатализм в одно мгновение снял всю скованность и ступор, которые вот-вот грозили полностью овладеть его сознанием, и дал разуму холодный расчет, вернув способность правильно оценивать ситуацию и принимать единственно верные решения.
— Последняя, — сказал Денис, прилаживая к автоматическому гранатомету «улитку» — коробку с 29 осколочными гранатами.
— Обожди пока, — сказал Паша. — Давай-ка лучше винтовками поработаем… больше толку будет.
Разместившись на каремате, Шабалин совсем иначе, нежели полчаса назад, воспринимал своё состояние. То было, что он боролся за свою жизнь с безумной яростью зверя, и стрелял, не вспоминая законы снайперского мастерства — лишь с обреченным желанием хоть немного приостановить бегущую к нему смерть. Сейчас же, когда непосредственная угроза гибели миновала, и ничто не ввергало в ступор, можно было изменить и подход к стрельбе — начав стрелять вдумчиво, расчетливо, но, конечно, всё так же беспощадно.
— Тяжелые работают по дальним целям, остальные по раненым духам! — громко крикнул Паша с расчетом, что его услышат все его снайпера, как здесь, на позиции, так и разместившиеся в боевых порядках садыков. — Раненым целиться в голову. Как в гонг!
И секунду подумав, добавил:
— Подтверждайте свою квалификацию! По готовности — огонь!