Дерлямбовый путь Аристарха Майозубова

Поэт понимал, что именно за это так не любит современный либерализм, ведь, если разобраться, эту идеологию используют, чтобы разделять людей, делая их бесконечно одинокими несчастными и напуганными. Причём только лишь для того, чтобы несколько заумных господ, сидя дома у камина, думали, что они чуточку лучше всех остальных. В тему вспомнилась постоянный представитель США при ООН Мадлен Олбрайт, которая, раздуваясь от чванства, в интервью CBS, скажет, что смерть пятисот тысяч детей в Ираке стоит тех целей, которые перед собой поставила демократическая Америка. Аристарх, ёжась от ужаса, смотрел то интервью и с тех пор у него пропали все иллюзии относительно добрых дядей и тетей из Вашингтона, их устремлений к демократии и, соответственно, бережно выращиваемом идеологическом пугале из неких свобод, в основе которых доведённый до крайности либерализм.

Майозубов был тогда настолько потрясён, что так и не написал ни одной строчки по поводу ужасных слов о погибших детях, он просто нёс в себе ту боль. Казалось чудовищным, что в тот момент мир не остановился, а главное, сложилось впечатление, что всем наплевать, отчего Аристарх эмоционально обратился к Создателю, который допустил такое, и этот юный протест чуть не подтолкнул к поэта самоубийству. Всё переживалось очень тяжело и лишь понимание того, что сделанного никак не исправить, потихоньку вернуло к обычной жизни.

В дверь номера постучали, работница отеля привезла горячий ужин и уверенно ждала чаевых. Аристарх благодарно посмотрел на девушку, вручил ей двадцать евро за обслуживание и обречённо попросил прибавить к заказу одну бутылку очень холодной водки. Романтического ужина, увы, не получилось, чуть помятая Муза сладко спала, а измученный самокопанием Майозубов с удовольствием ел. Несмотря на лишний алкоголь, Ника оставалась безумно привлекательной, но гостиничный ужин оказался так хорош, что легко победил игривые чары шаловливого Эроса. Поэт улыбнулся, осознав такую странную реальность и написал грустные, чуть ироничные строки:

Когда я растрачу все силы,

Усохнет любви причиндал,

Взмолюсь, о здоровье желудка,

Чтоб я в него счастливо жрал…

Остынут все радости мира

И младость сойдёт, как вода

Жизнь станет сера — некрасива,

Но светом в ней будет Еда.

Берлин две тысячи десятого года очаровывал игривой лёгкостью, азартом и сонмом надежд, люди искренне ждали чего-то хорошего, растворялись в чужом искусстве и увлечённо творили сами. Создатель дал местным жителям восхитительный шанс, подарив городу несколько прекрасных лет, рассчитывая, что обласканные Его любовью горожане, обратят к Нему свои взоры и сердца. Господь верил в этих людей, но те, купаясь в дарованном счастии, растили своё непомерное эго, отчего всё меньше и меньше верили в Него.

Аристарх чувствовал эту печаль и понимал, что усталый взор Создателя вот-вот повернётся на Восток, туда, где ещё осталась горстка искренности, сочувствия и любви. Россия ждала Спасителя, но тот всё ещё надеялся спасти всех, терпеливо ожидая благодарности от самых обласканных им детей. Благодать реками текла по улицам немецкой столицы, но люди ценили лишь благополучие, здоровье и сытость. Либерализм начисто отрицал любого Бога в угоду абстрактной «свободе» тел, вскармливал вечно недовольное эго и насаждал свои особые «заповеди», итог которых — тотальное одиночество, зависимость и страх.

Поэт оставил спящую пьяным сном Музу и уже который раз за день, шёл к спокойной воде канала в надежде, что там наконец-то найдётся то, что призвало его в эту точку времени и пространства. С собой он нёс водку, два стеклянных стакана из номера и веру в то, что его перемещения будут более осмысленными и понятными.

Ника, при всей своей взбалмошности, заставила крепко задуматься об отношениях. Раньше Аристарх не считал нужным заморачиваться на этот счёт, полагая, что сложившийся формат Поэт и Муза — лучшее, что только может быть, но сладко спящая девушка сумела внушить, что жизнь может быть куда длиннее уже известной ему перспективы сорока двух лет. От данного осознания стало реально страшно, так как Майозубов категорически не понимал, что ему делать на Земле столько времени. Лишние годы казались пустыми и никчёмными, а быстрая и желательно безболезненная смерть предпочтительной, а раз долго жить не нужно, то, вроде, и незачем усложнять ситуацию между ним и бесчисленными поклонницами.