Дерни смерть за саван

Ухватил свою мотыгу и давай лупить ею наотмашь куда придется. Сам не соображал, что делает, мог и Кончиту ненароком зацепить, но мысли уже совсем перепутались, рассудок угас, как давешние головешки, остался только инстинкт самосохранения.

Замах, еще замах… Земля впереди зашуршала, осыпаясь, и в глаза ударил луч газового светильника. Максимов на секунду-другую лишился зрения, мотыга выпала из рук, больно стукнула по плюснам. Но кто бы придал значение ничтожной боли, когда в казавшейся непреодолимой преграде вскрылась брешь, и оттуда вместе со светом хлынул живительный воздух.

Кончита с протяжным «а-ах!» взмахнула руками, как умирающий лебедь крыльями, и растянулась на бугре свежевывороченного грунта. В прорытую дыру просунулся до плеч дон Ольмос с горящей лампой.

– Так и знал, что вы здесь! – молвил он удовлетворенно.

– Кто вам сказал? – прохрипел Максимов.

– Аналитический склад ума. – Дон Ольмос постучал себя согнутым пальцем по лбу. После короткой заминки прибавил нехотя: – Справедливости ради, надо признаться, что служанку вашу привели в чувство… ей изрядно досталось, но она жива и даже при памяти. Сказала, что вы побежали за Сильвией в подземелье и не вернулись. Никудышным бы я был сыщиком, если бы не понял, что именно произошло, особенно когда увидел засыпанный тоннель. На ваше счастье, со мной пятеро дюжих жандармов, мы живо вас откопали…

Луч фонаря упал на лежавшую без движения Кончиту, и дон Ольмос оборвал свои разглагольствования.

– Что с ней? Она мертва?!

Он кувырком вкатился через дыру, умудрившись при этом не выронить светильник. Склонился над Кончитой, отвел рассыпавшиеся по ее лицу волосы. Максимова, уже начавшего понемногу приходить в себя, поразила нежность, сквозившая в действиях детектива, которого он прежде считал законченным себялюбцем и надутым индюком.

– Сеньора! – взвыл тот в трагическом отчаянии. – Не покидайте меня, я этого не вынесу!

Погруженная в забытье Кончита причмокнула, и ее руки обвили шею Ольмоса.

– Да жива она, жива, – пробухтел, отвернувшись, Максимов. – Дайте ей огуречного рассолу, и будет как новенькая…

* * *

Ее величество Изабелла, закоченев, во все глаза смотрела, как вытекает из разбитой бутыли желтоватая жидкость. Смотрела и Сильвия, но с совершенно иным чувством – с изумлением и разочарованием. Губительный пироглицерин и не подумал взорваться!

– Первосортное оливковое масло, – нарушила тишину Анита, выглядевшая в сравнении с собеседницами спокойной и чуть насмешливой. – Конни обожает заправлять им салаты. Пришлось позаимствовать для благого дела.

– Вы и это знали? – округлила глаза королева.

– Я не имела права подвергать ваше величество даже малейшей опасности.

– Но как?.. – взвизгнула Сильвия в ярости. – Как?..

– Да, в общем, на тайну Мадридского двора это не тянет… прошу прощения, ваше величество… – Анита покашляла, обдумывая, не сказала ли бестактность. – Когда господин Тищев вывел из строя фотографическую камеру, мне подумалось: чего он опасался? Подумаешь, получили бы его портрет… Вот тут-то и возникла догадка: не спрятал ли он чего-нибудь возле дома, а потом испугался, что тайник мог попасть в кадр… На следующее утро я потихоньку обшарила палисадник и обнаружила хитро припрятанную бутыль, а с нею и серебряный самородок. Самородок я оставила, а жидкость из бутыли осторожно вылила в канаву и сожгла. Вам ведь известно, что пироглицерин взрывается только от удара, а будучи подожженным, сгорает, как обычный керосин?

– Вы все это время водили меня, как болонку на поводке! – простонала Сильвия, схватившись за голову. – Я воистину была дрессированной собачкой!

– Не расстраивайтесь! С вами было непросто… Помогла случайность. Когда вы ударили меня по голове, мне привиделось, будто я в Кельтской пещере и мне рассказывают, что на самом деле бандолерос было куда меньше. Вот после этого мысли мои направились в нужное русло. Вы играли очень ловко, и я долго не могла поверить, что сеньора Лусия и ее камарилья – лишь фантом. Помните, как мы вылавливали мешки с деталями из реки? Вы привели нас туда, зная точное место, ведь Хорхе вместе с вами устраивал это хранилище. Но вам надо было подчеркнуть, что вокруг – сплошные враги, а вы – их первейшая мишень. Вы, как заправская циркачка, бросили в кусты сначала одну петарду, потом вторую, чтобы создать впечатление, будто по нам ведется прицельный огонь. А бумажные оболочки этих петард я по наивности приняла за клочки пыжей… До сих пор не могу себе простить!

– Как же вы установили истину? – спросила королева, уже отошедшая от волнения, связанного с разбитой бутылью, и вновь принявшая свой независимо-надменный вид.