Обычно секс с Гринграсс не вызывал особых эмоций — был обычной разрядкой. Но сегодня Малфою было особенно паршиво, и он выпил до прихода Астории. Разум затуманился, расслабился, кровь в венах потеплела и взбередила в сердце старые раны. Когда Гринграсс, как обычно, оказалась под ним, то овальное красивейшее личико преобразилось в гораздо более прекрасное и совершенное, с мраморно-бледной тонкой кожей, выразительными холодными чертами и дурманящими глазами. Видение было таким живым и реальным, дарило такое неземное блаженство и жаркую негу, что Малфой впервые в жизни стал покрывать беспорядочными поцелуями извивающееся тело под ним, а вместо пышных округлых изгибов чудилась хрупкая худоба, желанная и волнующая. Глянцевые пряди рыжеватых волос стали пышным шелковым каскадом шоколадно-каштановых волн, рассыпавшихся по этим чужеродным подушкам. Только пошлые и слишком высокие стоны не давали погрузиться в затаенный плод воображения целиком. Но это почему-то стушевалось, оставляя место лишь воспаленной фантазии. Малфой, покрывая хаотичными поцелуями румяные мягкие щеки, прошептал заветное имя, которое пульсировало в висках жарким пламенем, исцеляющим и дурманящим. Возмущенный вскрик разбил сладостный мираж вдребезги. В нос резко ударил этот омерзительный пудрово-цветочный запах, глаза напротив налились ненавистной зеленью, и все рухнуло. Драко с отвращением увидел реальность. А перед глазами все равно стоял плод больной фантазии, идеально дополняющий коллекцию драгоценных воспоминаний Малфоя. Новая грань испытываемых чувств стала казаться хоть немного реальной. Однако мучительная правда заключалась в том, что в жизнь такая мечта не воплотится никогда. она останется лишь увековеченной иллюзией утешения. Не более.
— Драко… — противный голосок рассек тишину.
— Свали, Гринграсс, — юноша даже не открыл глаз. — Мне казалось, что наша традиция вполне ясна и понятна. Даже для такой тупой курицы, как ты.
— Но…
— У тебя есть минута, чтобы убраться отсюда. Время пошло.
Астория резко поднялась с постели, длинные волосы разметались по округлым плечам, а припухшие алые губы были плотно сжаты. В туманном полумраке Гринграсс казалась еще красивее. Она, прищурив по-кошачьи зеленые глаза, подчеркнутые черной подводкой, медленной завораживающей походкой направилась к креслу Малфоя. Шлейф духов смешался с запахом сигаретного дыма, от теплой ухоженной кожи исходил тяжелый аромат восточного розового масла.
Слишком приторно. Слишком.
Драко почувствовал, как она опустилась на пол, обхватывая тонкими пальцами его свободное запястье. По телу пробежались неприятные мурашки.
— Скажи, — ее голос был хриплым, с истеричными нотами, — Неужели я хуже той грязнокровки, чье имя ты так страстно шептал? Я знаю, что гораздо лучше, Драко, — Астория сжала пальцы сильнее. — И я с тобой. Здесь, сейчас и потом… А где она? В какой-нибудь крысиной вонючей яме, сидит и дрожит за свою драгоценную грязную шкуру. Драко, ты должен понять, что все, что происходит сейчас — правильно! Так и должно быть. Мы закончим школу, ты женишься на мне и наше будущее станет ясным!.. А эта мразь так и останется гнить в своем подвале…
Плавное журчание умоляющего тонкого голоса прервал резкий хлесткий звук. Слезливый звонкий вскрик прокатился по сумрачной комнате, и девушка прижала дрожащую ладонь к щеке. Она горела. Обманчиво кажущаяся изящной, тяжелая и крупная рука Малфоя вновь покоилась на бархатной обивке подлокотника.
— Я никогда не бил девушек, — молодой человек задумчиво затянулся, а в его потемневших глазах сверкали опасные искры ярости. — До этого момента.
— Как ты посмел!.. — Астория вскочила на ноги, бесстыдно демонстрируя обнаженное тело. По щекам безостановочно текли слезы обиды.
— Убирайся, — хладнокровно ответил Малфой, выпуская изо рта витиеватые кольца дыма.
До чуткого слуха донесся шелест атласной ткани, шум резких шагов и оглушительный хлопок двери. И сознание окутала приятная ватная тишина, из груди Малфоя вырвался расслабленный хриплый вздох, на жилистой шее бешено пульсировала сонная артерия.
Одной проблемой меньше.
*** Вновь порог родного дома. Здесь всегда было темно и холодно. Высокие темные стены, увешанные портретами в дорогих посеребренных рамах, давили на виски своей мрачной молчаливостью. На полу был расстелен испанский ковер в глубоких зеленых тонах, с ручной вышивкой золотом; тонкие перила изысканной ковки искусно переходили в парадную лестницу из черного португальского мрамора семнадцатого века. На стенах мерцают свечи в массивных канделябрах гоблинской работы с вкраплениями изумрудов. Ощущался безупречный вкус семьи аристократов, буквально кожей чувствовался дух старинной благородной фамилии, витающий в прохладном воздухе огромного родового поместья, таящего жуткие тайны и окутанного кровавыми легендами.