Derniеre danse des coeurs d amour (СИ)

— Девочка, меня этим не разжалобишь, — Селвин обдал ее лицо отвратительным дыханием. — Ты просто мразь, и знаешь это. Знаешь, что тебя трахали Нотт, Мальсибер, Роули и Трэверс. Впечатляющий список, должен признать, — тихо произнес Пожиратель, задумчиво разглядывая девушку. — Щенки бы тебя, может, и пожалели. Особенно сынки Малфоя и Нотта — они просто тряпки, безвольные имбецилы. Но их здесь нет, да и вряд ли их подпустят к тебе. Ты наша игрушка.

Бледное, разбитое вдрызг лицо Уайлд, обляпанное землей, кровью и черной слизью, выглядело жутко в душном сумраке подземелья. Пустые ввалившиеся глаза выглядели поистине устрашающе.

— Ты была красивой, кошечка, — медленно говорил Селвин. — И теперь твое тело — сексуальная игрушка для слуг Темного Лорда. Это честь, девчонка. Вдолби себе это в твою головку.

Не было болезненных воплей и ударов. Только грязные стоны Пожирателя и его хриплые комментарии.

— Уж прости, что без стихов Шекспира, — расхохотался Селвин, сквозь жирную пелену похоти глядя на отстраненное лицо Флоренс, которая бессмысленно смотрела в одну точку на стене, пока ее тело сотрясалось от омерзительных толчков. — Без розочек и соплей, как любят такие шлюхи, как ты.

*** В гостиной Слизерина царили привычная прохлада и мягкий зеленоватый сумрак, окутывающий изысканный интерьер. Напольные часы из черной сосны пробили час ночи, и свечи в настенных канделябрах нервно замигали, отбрасывая мерцающие блики на студентов, устроившихся на кожаных диванах. Во влажном воздухе пахло французским коньяком, дымом дорогущих итальянских сигарет, которые присылала Забини его мать, и смесью дорогого мужского парфюма. Драко сидел, непринужденно забросив локоть на спинку холодного кресла, немигающим отстраненным взглядом смотрел на ровные языки пламени в жутковатой пасти камина и медленно пил тот коньяк с безупречным сбалансированным привкусом прохладного дерева и ванили, который прислал Нотту его папаша. Блейз задумчиво выпускал изо рта пышные кольца дыма, закинув ногу на ногу и явно что-то обдумывая. Смуглая кожа на красивом лице потускнела, живые, полные лукавых искорок глаза выцвели и покрылись льдистой пеленой. От прежнего Забини осталась лишь тень, призрак. Нотт выглядел не лучше. Он был, пожалуй, самым красивым в их компании — благородное лицо с точеными чертами и бронзовой кожей, покрытой легким живым румянцем; волнистые каштановые волосы, мягко отливающие золотом на свету, аккуратно ниспадали на покатый лоб и широкие скулы; густые темные брови с хищным изломом очерчивали красивые, но всегда несколько затуманенные таинственностью шоколадные глаза, а правильная линия тонкого рта изредка подрагивала в улыбке или ухмылке. Нотт был самым тихим из них троих. Он не был веселым, искрометным и полным жизнелюбия, как Забини. Он не был холодным, отстраненным и язвительным, как Малфой. Он был отчасти мягким, преданным и тем, которому запросто можно доверить свою жизнь. И, несмотря на эти качества, закопанные глубоко внутри, Теодор все же был слизеринцем — не без пренебрежительной ухмылки, не обходилось без высокомерных взглядов и ядовитых уколов в сторону грязнокровок и гриффиндорцев. И не был сыном своего отца, что вызывало у Малфоя глубокое и искреннее восхищение. Тео любил пошутить в компании друзей, поязвить насчет новой пассии Уорингтона и тонко порассуждать на тему того, как Монтегю аппетитно пускал слюни на Грейнджер. Нотт ценил высокое искусство, обожал живопись эпохи Ренессанса, мог бесконечно слушать Моцарта и был без ума от итальянской кухни — в детстве на пару с Забини он мог съесть огромную пиццу, пасту со сливочным соусом и апельсины из усадьбы матушки Блейза. При этом Тео был не прочь охмурить какую-нибудь безмозглую длинноногую курицу и потом, выслушивая едкие комментарии Малфоя под оглушительный хохот Забини, с насмешливой улыбкой рассказывал о своих похождениях. Все же он был слизеринцем. Сейчас Теодор сидел на диване и, нахмурив брови, медленно пил коньяк. Рядом не умолкала щебечущая Астория, которая увлеченно рассказывала о какой-то брехне, совсем не замечая искрящегося напряжения в тяжелом воздухе. И все трое испытывали жгучее желание придушить ее прямо тут.

— Гринграсс, какого черта к тебе среди ночи долбится сова?! — из женских спален выскочила, запахивая шелковый халат, однокурсница Астории, Флора Кэрроу. — Иди, угомони эту чокнутую птицу, иначе я сверну ей шею!

— Это семейная? — лениво протянула девушка, разглядывая свой безупречный маникюр.

— Нет, — Флора покачала кудрявой головой и раздраженно покосилась на сокурсников. — Какая-то тощая, с красными глазами.

Астория заметно занервничала. Она резко вскочила с дивана и, даже забыв страстно поцеловать Малфоя, исчезла в дверном проеме под недоуменный взгляд Флоры. Драко облегченно выдохнул и, отставив стакан, помассировал ледяными пальцами ноющие виски.

— Слушай, Малфой, — Теодор поднял воспаленные глаза на друга. — Ты поедешь на Рождество домой?