Малфой рассмеялся своим завораживающим смехом, рассыпчатым и бархатистым. Он, лукаво прищурившись, всматривался в недовольное лицо девушки и самодовольно улыбался, не расцепляя рук. Тугой узел серебристо-изумрудного галстука был практически развязан, рубашка немного смялась, а распахнутый воротничок демонстрировал безукоризненно белоснежную кожу впалых ключиц. Пряди платиновых волос отливали жемчужным сиянием и с легкой небрежностью, безупречно вписывающейся в облик Малфоя, спадали на высокий ровный лоб. В миндалевидных серебристо-прозрачных глазах, искрящихся сверкающими льдинками, мерцала добродушная насмешка. Даже при не совсем оформившихся, еще юношеских лице и теле было бы полнейшей глупостью отрицать, что Драко Малфой был красив.
— Неужели ты смущаешься, Уайлд? — поддразнил слизеринец Флоренс, и та возмущенно раздула крылья длинного носа. — А еще ты трусиха.
Малфой ухмыльнулся и тихо рассмеялся, когда девушка с хлопком ударила его по руке.
— Чего тебе? — зашипела она. — Я занимаюсь, а ты мне мешаешь!
— Я тебя умоляю, Уайлд! — Малфой беззаботно закатил глаза, отойдя чуть назад, и оперся поясницей о небольшой столик, заваленный пергаментами, перьями и учебниками. Флоренс безуспешно попыталась вырваться из цепкой, но осторожной хватки, и недовольно нахмурилась, глядя на Драко снизу вверх. — Ты же зачахнешь за этими бесконечными уроками! А у меня на тебя еще есть кое-какие планы, — озорно добавил молодой человек, вновь улыбнувшись.
Он держал ее бережно, как хрупкую французскую статуэтку из старинного фарфора — словно она могла разбиться от неловкого движения. И, несмотря на суровое выражение лица, яркие глаза, на солнце отливающие бронзой, излучали смешливость и теплоту. Румяные губы налились клубничным соком, на щеках горел свежий румянец, а волосы источали головокружительный нежный запах — Флоренс Уайлд росла и расцветала с каждым днем все больше и больше, как утренняя майская роза, чистая и светлая, с каплями хрустальной росы на бархатистых лепестках. Тонкое лицо приобрело выразительные очертания, светилось солнечной лаской, когда оставалась наедине с ослом-Малфоем, и отбрасывало тень холодной насмешливости при остальных. И сейчас, даже с маской напускной строгости, она была живой. Была хороша свежим очарованием и яркостью прелестной юности.
— Ну, улыбнись! — Драко заглянул в ее неумолимые глаза заискивающе-плутоватым взором, и на его точеных бледных щеках появились столь редкие, но до жути обаятельные ямочки. Он знал, что перед этим Флоренс точно не устоит. — Ну же!
Девушка боролась с желанием взъерошить идеально уложенные белые волосы, расплыться в ясной, лучезарной улыбке и коротко поцеловать несносного Малфоя в щеку, тут же смущенно отворачиваясь. Вместе с тем хотелось капризно надуть губы, нахмурить брови и с гордым видом вздернуть нос (кажется, Паркинсон так всегда делала). Но Малфой продолжал загадочно улыбаться, и сопротивление оказалось бесполезным.
— Я не пойду гулять! Нет, нет и нет! Не проси даже! — Флоренс скрестила руки на груди, пряча улыбчивый взгляд и утыкаясь носом в прохладную, тонко пахнущую изысканным одеколоном шею Драко.
— Ладно, — он пожал плечами и хмыкнул. — Я посижу с тобой тут.