Проходят месяцы, годы, столетия. И ничего не меняется. Только теперь стены дома были залиты кровью маглов, дрожащий воздух пронизан мучительными воплями и сумасшедшим хохотом чистокровных. В столовой больше не пахло белыми розами, которые так любила Нарцисса Малфой. Больше не слышался детский смех, не звенели птичьи трели, увял роскошный сад. Мать не сидела зимними вечерами у камина, держа в нежных объятиях маленького сына, не рассказывала таинственных и волшебных историй с добрым концом. Не приходила в комнату, пытаясь с мягкой улыбкой выведать у мальчишки про сердечные переживания. Не наблюдала за тем, каким рассеянным и феерично-счастливым стал ее пятнадцатилетний сын, когда приехал домой на пару дней в Рождество. Все оборвалось, как натянутая струна, оставив лишь болезненно звенящую тишину.
Драко тяжело сглотнул, когда за ним с глухим грохотом захлопнулись входные двери. В глубине верхнего коридора раздался быстрый стук женских каблуков, приближающийся все скорее и скорее. Молодой человек дернул уголком губ, узнав родные и такие знакомые шаги. На центральной площадке холодным светом вспыхнули изящные серебряные фонари, осветившие высокий женский силуэт. Полупрозрачные зеленоватые отсветы коснулись белоснежных длинных пальцев, скользящих по холодному металлу перил, отразились сверкающими искрами в великолепных камнях в перстнях, оттенили настороженное и измученное лицо редкой красоты. Драко скользнул потеплевшим усталым взглядом по точеному силуэту, который четкой тенью выделялся на фоне лестницы. Женщина стремительно соскочила с последней ступени и протянула свои дрожащие прекрасные руки к сыну, мгновенно сорвавшемуся с места навстречу хозяйке дома.
— Драко, мой хороший, мой родной… — миссис Малфой, вцепившись пальцами в припорошенное снегом пальто юноши, покрывала теплыми поцелуями щеки сына и уже не сдерживала слезы, катящиеся из ярких, льдисто-голубых глаз.
Малфой смежил веки, крепко обнимая тонкую спину матери и ощущая кожей прикосновения прохладных, удивительно мягких и гладких волос, ниспадающих на согбенные плечи.
— Мам, только не плачь!.. — Драко неловко отстранился, заглядывая в лицо Нарциссы, влажное от слез, аристократичное, нежное и дорогое, но с несмываемой печатью боли и гнетущей тоски. Бледная, точь-в-точь, как у него, кожа посерела, натянулась на острых скулах и выцвела; щеки впали, от носа к подбородку пролегли горькие складки. Около тонких, покрытых сухими корками губ образовались сухие ломкие морщины, а глубокие тени под потухшими глазами были голубовато-зелеными и выглядели ужасно.
— Хорошо, милый, не буду, — женщина выдавила слабую улыбку и ласково прикоснулась к запястью сына. — Идем, ужин готов.
Драко осторожно приобнял мать за спину, ощущая чуткими пальцами теплый бархат платья, струящегося по стройной фигуре. Нарцисса с усталой улыбкой взглянула на него и стала медленно подниматься по лестнице. Пронзительный вопль прорезал тишину, отражаясь от стен дребезжащим жутким эхом. И острый, истошный визг с надрывом донесся из глубин подземелья, сотрясая глухой камень сводов. Жуткий хохот безумной тетки, дикий грохот и вновь душераздирающий крик, тянущийся с такой болезненностью, словно от тела медленно отрывают кусок кровавой плоти. Отчаяние разлилось в воздухе ядовитым туманом, когда истерическое хихиканье Беллатрисы Лестрейндж пролетело по всем закоулкам особняка зловещим гулким эхом. Нарцисса замерла и похолодела, вцепившись тонкими пальцами в ледяной металл до такой степени, что на костяшках вздулись вены. Холодный голубой взгляд застекленел, а выразительная линия рта дрогнула. Внутри у Драко все содрогнулось от ужаса. В ушах зашумело, словно весь Мэнор затопило водой, а перед глазами поплыли черные круги. Он никогда не слышал таких отчаянных, душераздирающих криков, казалось, исходящих из недр земли.
— Мам, — язык не слушался, а в горле встал обжигающе сухой ком, — Что это?
Нарцисса сжалась, с неприятным скрежетом стиснула зубы и закусила изнутри щеки. Женщина поперхнулась воздухом, когда до ушей донесся высокий омерзительный хохот Беллатрисы.
— Она… У нас давно, — миссис Малфой бездумно смотрела в одну точку на мраморных ступенях, ее хрипловатый голос был глухим, словно исходил из могилы. — Еще с ноября.
Драко прикрыл глаза, чувствуя, как голову прострелила резкая вспышка пронзительной боли. В сердце что-то дрогнуло.
— Кто она?
Нарцисса обернулась через плечо, устремляя испуганный, потерянный взгляд на холодное лицо сына, жесткое и острое. Ее аквамариново-голубые глаза были полны странной мольбы, а бледные губы неестественно дернулись, словно в немом крике.
— Грязнокровка. Ее привели Пиритс и Струпьяр, — в голосе женщины появились незнакомые стальные ноты.
Юноша медленно кивнул, почувствовав, как в груди начинает жечь странное чувство. То ли сострадание, то ли сожаление… Он не знал.
— О-о-о, мой дорогой племянник! — пронзительно-насмешливый, с оттенком безумия голос Беллатрисы Лестрейндж разбил тишину Мэнора, вызывая дрожащие раскаты эха.