Derniеre danse des coeurs d amour (СИ)

Драко отрицательно покачал головой. Голову сладко затуманило умиротворение, а в груди разлилась щемящая теплота при этом прикосновении.

— Тебе нужно поспать. Лучше здесь, в спальне холодно, — девушка встала с дивана и направилась к дальнему креслу, беря с него шерстяной плед в бежево-коричневую клетку. — Дать Умиротворяющий бальзам?

— Не нужно, — хрипло ответил Драко, ощущая тупую боль в затылке.

Флоренс, перекинув плед через согнутый локоть, взяла пухлую подушку в флисовой серо-коричневой наволочке и аккуратно положила ее к подлокотнику дивана. Она мягко взглянула на юношу, кивая на подготовленное место. Тот вскинул умоляющие глаза на бледное усталое лицо.

— Посиди со мной. Прошу.

Она согласно кивнула, присаживаясь в угол, и поманила Драко. Он тут же прилег, устраивая голову на коленях девушки. Флоренс накрыла его согревающим пледом, расправляя складки на его спине и грустно улыбаясь. Молодой человек прикрыл глаза, чувствуя, как ее тонкие пальцы скользили через его волосы, снимая головную боль. Ему нравилось, как размеренно и тихо она дышала, нравилось ощущать мягкость ее старого растянутого джемпера, пахнущего карамелью и лавандой, нравилось вдыхать чистый кремовый аромат ее бархатной кожи. Флоренс пробуждала в Драко ярчайшие огни. Они зажигались, когда он видел ее нежную солнечную улыбку, когда касался ласковых рук, когда слышал ее прохладный мелодичный голос. Она была прекрасна, как сама весна. Драко любил весну. Радостный щебет ранних птиц, кристально-чистый голубой воздух, напоенный сладостью набухающих почек, цветущих магнолий и теплой влажной земли. Звонкое журчание талых ручейков, искрящуюся на солнце молодую изумрудную траву, белоснежные капельки подснежников под темными стволами деревьев. Она была такой же — чистой, душистой и цветущей. Она дарила домашнее спокойствие и теплоту, а это было дороже всех прелестей мира. Она была горячей, живой и полной пылкого очарования, словно родник, в ней бурным ключом била та сила юности, что красит лучше любых нарядов. Но все это Флоренс Уайлд умело скрывала за внешней холодностью и колкостью, открываясь лишь избранным. Драко не был Избранным, как Поттер, но эта избранность была превыше всего. И та стена, которая выросла между ними за это время, разбивала молодому человеку сердце. Но сейчас Флоренс была рядом, дарила свою ласковую заботу, и больше ничего не нужно было. Драко, вздохнув, перевернулся на бок и трепетно обнял девушку, утыкаясь носом ей в живот. Вторая ее рука, легкая и нежная, бережно легла на спину юноши. Тугой узел в груди, который был затянут все это время, расслабился и был смыт нахлынувшей волной бури эмоций. Поленья в камине приветливо трещали, испуская мерцающие огненные искорки. А за зашторенным окном завывала черная мглистая гроза, и тревожно трещали стволы вековых деревьев. Все хорошее, как известно, не может длиться вечно. И об этом не стоит забывать. *** Дверь в один из заброшенных кабинетов в западном крыле Хогвартса была чуть приоткрыта, выпуская в холодный пустой коридор серый пыльный свет ночи. На огромном холодном подоконнике, уставленном кривыми стопками старых истрепанных книг, размыто чернел силуэт. В дребезжащие оконные стекла исступленно бился принизывающий ветер, в тяжелом, влажном воздухе туманной тоскливой пеленой висела изморось. Где-то в глубине почерневшего Запретного леса истошно взвыл голодный оборотень. Флоренс Уайлд сидела, обняв колени, и старалась развеять то тягостное смятение, что липкими нитями расползалось в ее душе. Драко Малфой вновь смешал все карты и затуманил голову. Девушка не смогла оттолкнуть его в этот раз, не смогла отвергнуть. Ей было жаль его. Совсем юный мальчик, которому не оставили выбора. Он медленно засыхал, изнуряемый ночными кошмарами, внутренними терзаниями и чем-то таким, что постепенно сжирало его. Драко капля за каплей ломался, его нервы не выдерживали этого ужаса, что преследовал его жуткой безмолвной тенью. Флоренс догадывалась, с чем это связано, но не могла сказать точно, что же превращало Малфоя в ходячий труп с безумным горящим взглядом. Драко редко позволял себе проявлять слабость, даже если он находился на грани, но птица, про которую он отчаянно шептал в бреду, надорвала болезненную струнку юношеской души. Девушка помнила то тепло, что разливалось внутри тягучими волнами, когда он забылся чутким, нервным сном на ее коленях. Она отчаянно пыталась забыться и успокоиться, когда он измученно стонал ее имя, едва шевеля пересохшими губами и морща лоб. Флоренс никогда не показывала ему и сотой, тысячной части того вихря чувств, которые испытывала, когда он (кажется, это было так давно…) брал ее за руку, с хитрой улыбкой целовал в щеку в библиотеке и крепко прижимал к себе в залитых лунным светом коридорах. Раньше все казалось таким простым, легким и понятным, что от счастья кружилась голова, а легкие до краев наполнялись пылкой влюбленностью и юной свежестью. Теперь же все было гораздо сложнее.

— Довольно мрачная ночь, мисс Уайлд.