Деррида

Итак, меня бросили, думаю, что это подходящее слово, в застенок… мне не очень хочется описывать, как это было грубо, потому что отчасти это везде так, вместе с тем это было устроено, думаю, специально для меня. Затем был обычный день уголовника. По той же самой причине не буду его описывать, но на меня огромное впечатление произвело то, что до сих пор было мне знакомо только по образам или книгам: как за вами захлопывается дверь камеры, тюремная роба. А на следующий день поздно ночью, на этот раз с расшаркиванием и с академическими почестями для господина профессора, меня пришли освобождать. Между тем я ничего не знал о том, что происходит за стенами тюрьмы…

Я не мог узнать, оповестили ли французские власти, мою семью и т. д., знали ли они вообще, где я нахожусь. И мне намекнули, что все может затянуться на несколько дней, даже до конца праздников, прежде чем предупредят посольство и оно сможет со мной связаться, что судебный процесс после двухмесячного следствия может продлиться неопределенное время и что за такие преступления предусматривается наказание сроком на два года, которое затянет меня и других, чешских интеллектуалов в процесс, для которого можно вообразить самые разные сценарии.

Что лично я хотел бы вынести из этого эпизода и что хотел бы, чтобы вынесли другие, так это то, что речь идет о махинациях, предназначенных прежде всего для того, чтобы устрашить и отпугнуть тех, кто, будучи или не будучи интеллектуалами, собирается приехать в Чехословакию и, в частности, засвидетельствовать на месте солидарность с людьми, подписывавшими или не подписывавшими хартию, которые борются за соблюдение прав человека. Да, именно их я хотел бы поприветствовать, потому что они борются в поистине героических условиях, то есть в безвестности и анонимности[884].

Другой отрывок из интервью выходит в эфир в 20.00. Хотя официальные обвинения с него по-прежнему не сняты, Деррида, выразив пожелание, чтобы следствие было доведено до конца, подчеркивает, что хочет, чтобы миссия Фонда Яна Гуса продолжала свою деятельность, солидаризуясь с чешскими диссидентами. Он заявляет, что готов туда снова вернуться.

В тот же вечер в Рис-Оранжис приезжают в гости Жан Жене и Поль Тевенен. Жене осаждает Деррида вопросами, как будто этот арест еще больше укрепил их близость: «Ну что – почувствовали запах тюрьмы?.. Начали подозревать ваших близких в том, что это они вас подставили?». Последний пункт Жене подметил очень точно: во время своего короткого тюремного заключения Деррида испытал сильнейший приступ паранойи. И хотя по возвращении он старается не ударить в грязь лицом, когда, например, пересказывает свои приключения слушателям семинара в почти юмористическом тоне, в целом эта история стала для него настоящим испытанием. По словам многих близких ему людей, воспоминания о Праге будут возвращаться к нему еще многие месяцы: у него будет регулярно возникать ощущение, что за ним следят, подслушивают или преследуют[885].