Деррида

8 января Жак Деррида напишет письмо президенту Густаву Гусаку, потребовав у него официальных извинений и снятия всех обвинений. На это письмо, переданное по дипломатическим каналам, 18 месяцев спустя Министерство иностранных дел Чехословакии ответит лишь неопределенным подтверждением, что в его отношении «не ведется никакой процедуры или уголовного преследования». В конце концов Деррида удастся получить обратно свои личные вещи, но, несмотря на многочисленные просьбы, чемодан ему так и не вернут [886].

Среди многих ободряющих его посланий, пришедших в связи с этой историей задержания, одно приобретет особую важность: письмо, которое прислал ему Филипп Соллерс, ровно через 10 лет после их разрыва:

Мой дорогой Жак!

Уф!

Именно в такие напряженные моменты вроде этого понимаешь, кого по-настоящему любишь. Радио, услышал на рассвете.

Странным образом у меня перед глазами встал ваш почерк, тут же.

Как бы то ни было, вот мы и оказались в чертовом романе, с Папой, наркотиками, полицией, посольствами – и всем остальным.

Привет, [Эдгар] По! Ну конечно!

С новым годом – целую вас и Маргерит (много вспоминал о всех вас)[887].

Ответ Деррида на почтовой открытке с изображением старого еврейского кладбища в Праге показывает, что рана еще отнюдь не зажила:

Спасибо, спасибо за ваше письмо. Ваши слова очень меня тронули.

Итак, понадобилось это (тюрьма и все остальное)!

Не важно, ваш жест напоминает то, что мне особенно нравилось в нашей дружбе, в течение почти 10 лет, уже 10 лет назад…

Вы, должно быть, знаете, но я должен или предпочитаю сказать это: только из-за безусловной верности этой прошлой дружбе я, имея дело с отвратительными вещами (нападками, оскорблениями, шельмованием и т. д.), хранил молчание и, конечно же, продолжу его хранить и сейчас. После вашего письма это молчание, может быть, будет иметь для меня другой вкус, и за это я особенно хотел бы вас поблагодарить. Всего хорошего[888].

Деррида не изменит своей позиции и будет демонстративно отворачиваться от Соллерса, когда тот будет приближаться к нему на разных приемах: для него этот разрыв носит необратимый характер.

Иначе обстоит дело с Мишелем Фуко, который, едва узнав о его аресте, выступил на радио с требованием его освобождения. Они снова начинают общаться, поначалу на дистанции. Но некоторое время спустя, когда Фуко приглашает Жака и Маргерит к себе на вечеринку по просьбе американского профессора, приглашенного в Коллеж де Франс, Деррида очень растроган оказанным ему приемом. Преждевременная кончина Фуко 25 июня 1984 года не даст им по-настоящему восстановить отношения. Но Деррида с большим великодушием будет говорить о творчестве Фуко в 1991 году, по случаю 30-летия «Истории безумия», упомянув сначала их давнюю дружбу, а затем «эту тень, из-за которой [они] стали почти на 10 лет друг для друга невидимыми, нерукопожатными», заверив, что сама эта «горячая дискуссия» является частью истории, которую он любит так же, «как жизнь» и как все свое прошлое[889].

В Чехословакии дело Деррида сказалось на образе Франции весьма позитивно. Деятельность Фонда Яна Гуса вскоре возобновилась. Как вспоминает Этьен Балибар, который покажет себя активным ее участником, «мы знали, что был риск, что нам будут мешать, обыскивать, даже отбирать книги, которые мы провозим. Но мы были убеждены, что после этого фиаско самые большие опасности уже позади. Даже после падения Берлинской стены чехи и словаки захотели, чтобы Фонд Яна Гуса не прекращал свою деятельность. Сегодня мы продолжаем помогать аспирантам»[890].