Деррида

Лекция Деррида, прочитанная 15 июля, в его 62-й день рождения, называется «Апории». Вот уже многие годы и «все более настоятельно в последнее время» «это уставшее слово» становилось для него незаменимым[1186]. Апория – это способ «мыслить возможность невозможного»: отказываясь от любой бинарной логики, Деррида все больше вписывает противоречие в самую сердцевину предмета, который он желает мыслить. Это принцип, к которому он будет постоянно возвращаться в таких темах, как прощение, гостеприимство или аутоиммунитет. Но в лекции 1992 года речь идет прежде всего о высшей границе, апории апорий – о смерти. «Моя смерть – возможна ли она?» – спрашивает себя Деррида, задавая в то же время вопросы текстам Дидро, Сенеки и особенно Хайдеггера, а также таким историкам и антропологам, как Филипп Арьес и Луи-Венсен Тома.

Для Деррида и большинства гостей Серизи эти 10 дней стали «невероятным успехом», удвоенным «неслыханным праздником». Тем сложнее вернуться к повседневности, о чем он пишет Катрин Малабу: «Ничего лучше [этой конференции] со мной и случиться не могло, но именно потому тут чувствуется вкус любви и смерти, более сильный, чем раньше, призрачность, которая присутствует во всех моих радостях и наслаждениях»[1187]. По возвращении Деррида страдает от неизбежного упадка настроения, и если он тут же принимается за работу, то не из желания или влечения, а просто потому, что надо выполнять обещания…

Глава 6 О деконструкции в Америке

Хотя мода на деконструкцию достигла пика, вероятно, в середине 1980-х годов, непосредственно перед делом де Мана, интерес, который вызывают работы Деррида и он сам, остается в США исключительным и в начале 1990-х годов. Западное, а также Восточное побережье без ума от него, однако большие университеты Северной Калифорнии – Стэнфорд и особенно Беркли, вотчина Джона Р. Серла, в основном по-прежнему враждебны.

В июле 1991 года в Los Angeles Times Митчелл Стивенс публикует большую статью с портретом профессора из Ирвайна, с которым он провел один день. Эта статья с банальным названием «Деконструируя Жака Деррида» стремится открыть доступ к его творчеству. Журналист восхищен тем, что он встретил «самого спорного в мире философа» на террасе закусочной в кампусе в Ирвайне и послушал, как он обосновывает свою «дьявольски сложную теорию». Идеи Деррида, как он поясняет, нашли отклик в самых разных областях, они так или иначе коснулись всех. «Точно так же, как раньше с экзистенциализмом, сегодня мы дошли до того, что чиновник Государственного департамента может заявить о необходимости „деконструкции“ определенной части американского посольства в Москве, а Мик Джаггер спрашивает: “А кто-нибудь на самом деле знает, что такое «деконструктивистский»?”. Но более всего влияние теорий Деррида заметно в кампусах…»[1188].

Вечером в ресторане Hemingway в Ньюпорт-Бич Деррида позволяет себе разговориться. Он, пророк сложности, который не готов мириться с четкими оппозициями, признается Митчеллу Стивенсу в том, что порой мечтает написать абсолютно наивную, прямолинейную, «простую» книгу. Быть может, роман, но скорее автобиографический рассказ. Говоря о тексте, который впоследствии станет «Монолингвизмом другого», Деррида рассказывает ему свою историю, историю маленького алжирского еврея, который не чувствовал себя ни французом, ни евреем, историю студента без гроша в кармане, пытавшегося преодолеть психологические и социальные барьеры мира парижских интеллектуалов[1189]. «У меня глубокое убеждение, что я еще не написал то, что хотел бы и что должен написать», – заявляет философ. В определенном смысле все, что он уже успел создать, представляется ему всего лишь предварительным упражнением для подготовки к его единственному подлинному проекту, который он боится не довести до конца. «Я знаю, что невозможно писать абсолютно наивно, однако же это моя мечта»[1190].