Деррида

Невозможно представить, насколько закрытым был университетский мир, когда Деррида вышел на американскую сцену. На самом деле там вообще не было места ни для какого отклонения, ни даже для этого забавного чудачества, названного психоанализом. Деррида не просто подарил нам свои блистательные труды, под которыми стоит его подпись, он открыл пути… Он практиковал, сознательно или бессознательно, политику заражения. Его политические идеи, довольно тонкие и по нашим стандартам левацкие, не знали границ, они орошали своим соком непаханные и заповедные земли высочайшей учености. Внезапно в университете появилось разноцветье: его-то и дерзких женщин – вот чего не захотят ему простить… Деррида вдохнул в жителей наших городов и в наших студентов, облаченных в мантии, прото-феминистскую энергию, да и сам часто сходил за женщину, пренебрегая условностями серьезной философской работы[1199].

Этот союз с новым поколением женщин, «сверхсексуальных, странных, смелых, прибывших, словно серферы на волнах French Theory», как раз и является, с точки зрения Авитал Ронелл, одной из главных причин успеха движения: «Они поняли, что теория им подходит, что ею можно дышать, тогда как на факультетах философии, и не только, женщинам и меньшинствам делать было нечего»[1200]. Одной из первых стала Гаятри Спивак: переведя «О грамматологии» и написав к ней предисловие, она стала одним из основателей postcolonial studies – исследований меньшинств, черных, мексиканцев, азиатов или «субальтернов». И так же, как мысль Друсиллы Корнелл, Синтии Чейз или Шошаны Фелман, ее работы много значили для наиболее влиятельных теоретиков – Ив Кософски Седжвик и Джудит Батлер, основавших gender studies как отдельное направление, а потом и queer studies, которые стремились «исследовать все промежуточные зоны между сексуальными идентичностями, все зоны, в которых они оказываются нечеткими»[1201].

Получается, что French Theory принесла прежде всего в Америку не какую-то академическую проблематику, а ранее невиданное здесь многообразие, открыла поле для расовых и политических меньшинств, для феминизма и гомосексуальности, когда сама она была присвоена именно по-американски. Несомненно, один из самых замечательных случаев – когда Хоми Баба перенял у Деррида его понятие «диссеминация», разработанное в контексте размышления о литературе, чтобы создать «диссеми-нацию» (Dissémination), то есть такой способ разбиения нации, который позволяет вернуть ее ее меньшинствам. И это не какое-то искажение, речь идет о подлинном переизобретении, творческом переводе в совершенно дерридеанском ключе[1202].

Пока идеи Деррида прокладывают себе путь подчас в совершенно неожиданных направлениях, сам он на американской сцене тоже очень заметен. С тех пор как он начал преподавать в Высшей школе социальных наук, где его семинар начинается в ноябре, а заканчивается в конце марта, организовывать поездки стало проще. С середины 1980-x годов он приезжает в США по меньшей мере два раза в год: на Западное побережье весной, а на Восточное – осенью. Помимо основных университетов, где он преподает, он пользуется своими поездками еще и для того, чтобы поучаствовать в конференциях или прочитать длинные лекции во многих других городах. Хотя у него остается определенный акцент, его уровень владения английским стал очень высоким. В дискуссиях он может теперь по-настоящему импровизировать. По словам Анджея Вармински, «он был менее уверен в своем английским, чем следовало бы. Очень впечатляло то, как он напрямую переводил самого себя. Его английский становился все более идиоматичным. Он мог бы писать непосредственно на английском, но он отказывался, настолько важен для него был вопрос языка»[1203].