Деррида

Давно уже, так давно я боялся, что мне придется сказать Эммануэлю Левинасу: «С богом!».

Я знал, что мой голос дрогнет, когда надо будет это сказать, особенно вслух, здесь, перед вами, так близко от него, произнося это прощальное слово, это слово «с-богом», которое в определенном смысле у меня от него, это слово, которое он научил меня мыслить или произносить по-другому…

К кому обращаешься в такой момент? И от имени кого дозволяешь себе сделать это? Часто те, кто выходит, чтобы говорить, говорить на публике, прерывая, таким образом, оживленный шепот, тайный или интимный разговор, который всегда, в тайниках души, связывает с умершим другом или учителем, часто те, кого тогда становится слышно на кладбище, начинают обращаться непосредственно, прямо к тому, о ком говорят, что его больше нет, что он больше не жив, что его больше нет здесь, что он больше не ответит[1270].

В этот траурный период он сближается с Полем Рикером, который первым подтолкнул его к прочтению «Тотальности и бесконечного». Через несколько дней после церемонии Рикер говорит своему бывшему ассистенту, что его очень тронула его речь: «Позвольте мне разделить с вами мою великую печаль. Перед Левинасом, нареченным Эммануэлем, вы произнесли нужные слова, которые я в мыслях своих полностью разделяю… Да поможет прямота, которой нас научил этот учитель справедливости, по-прежнему держаться вместе»[1271].

Год спустя в амфитеатре Ришелье в Сорбонне Деррида будет открывать конференцию, посвященную Левинасу, лекцией «Приветственное слово». Это сильная и проницательная дань уважения мысли, которая всегда была с ним и при этом, похоже, стала еще более важной для него, когда Левинаса не стало. Словно бы Деррида нащупывал то, что «по ту сторону Левинаса», чтобы в каком-то смысле принять у него эстафету. Он остается верным его мысли, восхищается и уважает ее, но не хочет, чтобы смерть Левинаса отняла у него право вести диалог и спорить с его текстами[1272].

Глава 8 Интернационал Деррида. 1996–1999

Статус деррида во французских СМИ постепенно меняется, тем более что его участие в политике позволяет создать более доступный образ. 1 февраля 1996 года Libération приветствует статьей на разворот его недавние публикации: «Сопротивления», «Апории», «Религию» и «Авансы» – предисловие к первой книге Сержа Маржеля «Могила бога-ремесленника». «Психоанализ, религия, понятие смерти – ничто не ускользает от мысли Деррида, который при случае может показать себя настоящим демиургом», – отмечается в выноске к статье. Через несколько дней Кристиан Делакампань в своей большой статье в Le Monde говорит о публикации «Монолингвизма другого», «Эхографий телевидения», а также материалов конференции «Страсти по литературе». Сначала он подчеркивает масштабность творчества Деррида, включающего «67 книг, вышедших за 34 года, то есть в среднем по две книги за год». «В производстве, которым занят Деррида, есть нечто чудесное: способность постоянно обновляться, щедрость, которую время, похоже, не способно исчерпать». Делакампань удивляется несправедливости рецепции Деррида, «нелюбимого в собственной стране, хотя сегодня во всем остальном мире он вместе с Полем Рикером самый известный представитель французской мысли». Он подчеркивает две актуальные, с его точки зрения, тенденции творчества Деррида: «склонность к автобиографии, а также политическую озабоченность, с каждым годом все более заметную»[1273].

«Да, мои книги политические», – признает Деррида в интервью Дидье Эрибону[1274]. Долгое время он с неохотой выступал в медиа, поскольку все медийное поле в целом казалось ему занятым любителями готовых решений. Травма, связанная с «новыми философами», еще не зажила, о чем он скажет впоследствии в интервью: