Деррида

Нет, я никогда так и не «научился-жить». Вот так, совсем. Научиться жить значило бы научиться умирать, принимать в расчет, чтобы принять ее, абсолютную смертность (без спасения, без воскрешения, без искупления – ни для меня, ни для другого). Со времен Платона это древнее философское предписание: философствовать – это учиться умирать. Я верю в эту истину, но не сдаюсь ей. Сдаюсь ей все меньше и меньше. Я не научился принимать ее, смерть. Все мы – выжившие с отсрочкой… Но я остаюсь необучаемым в том, что касается умения-умирать или, если вы предпочтете так, умения-жить. Я еще ничего не выучил, ничему не научился… Кроме того, поскольку некоторые проблемы со здоровьем, как мы говорили, становятся особенно насущными, вопрос выживания или отсрочки, который всегда меня преследовал, буквально в каждое мгновение жизни, приобретает сегодня другие оттенки, конкретно и неустанно. Я всегда интересовался темой выживания, смысл которого не добавляется к жизни или умиранию. Оно является изначальным: жизнь – это и есть выживание[1443].

Полный текст этого большого интервью будет издан в виде небольшой книги через год после смерти Жака Деррида. «Научиться жить, наконец» – прекрасный и прозрачный текст, возможно лучшее из введений в его творчество. Особенно полны эмоциями последние фразы, в которых прорывается давно сдерживаемый лиризм:

Желание умереть никогда не преследовало меня так, как в моменты счастья или наслаждения. Наслаждаться и оплакивать смерть, которая подстерегает, – для меня это одно и то же. Когда я вспоминаю свою жизнь, я обычно думаю, что люблю даже горестные моменты этой жизни и благословляю их. Почти все, за одним разве что исключением. Когда я вспоминаю счастливые моменты, я, конечно, тоже их благословляю, в то же время они подталкивают меня к мысли о смерти, к смерти, поскольку это прошло, закончилось…[1444]

Вечером 14 августа 2004 года, едва прочитав в последний раз интервью, которое должно быть опубликовано в Le Monde, Деррида садится на самолет в Рио-де-Жанейро, где должна пройти конференция, посвященная его творчеству. Это мероприятие, организованное французским и бразильским правительствами, было запланировано более года назад, проходит оно под руководством Эвандо Нашименто, одного из его бывших студентов из Высшей школы социальных наук, ставшего его важным партнером в Бразилии. За месяц до назначенной даты отправления Деррида поделился с ним своими сомнениями: он чувствует себя не слишком хорошо и не уверен, что сможет выполнить обязательства. Все его успокоили, заверив, что никто на него не обидится, если он будет вынужден отменить приезд. Но в конечном счете он все-таки решил поехать туда, в этот город и эту страну, которую он очень любит. Когда Эвандо встречает его в аэропорту, Деррида взволнованно признается ему: «Вы знаете, это все-таки самое невероятное путешествие из всех, какие у меня были». «После Коимбры он изменился, – признает Нашименто, – но он все еще был вроде бы в форме. Он спокойно говорил о своей болезни, и, хотя я несколько раз предложил ему передохнуть в гостинице Копакабаны, он решил присутствовать на всех заседаниях трех этих долгих дней. Он следил за синхронным переводом через наушники и участвовал в дискуссиях»[1445].