Тем не менее Деррида тут же отправляется на Авиньонский фестиваль, g июля вместе с Джанни Ваттимо и Хайнцем Висманном он принимает участие в дискуссии под названием «„Старая Европа“ и наша», прочтя в качестве преамбулы краткий текст под названием «Двойная память». На этих трех страницах собрано много особенно важных для него тем:
Старая Европа,
я никогда не был с тобой на ты. Долгие годы я потратил, чтобы высказать то, что некоторые толковали как недобрые слова… Сегодня положение изменилось. Я вижу в тебе то, что я бы назвал, вдохновляясь названием, которое было дано одной старой пражской синагоге, «старой новой Европой»,
Моя надежда на то, что, опираясь на две свои памяти и особенно на осознание и раскаяние, которое последовало за тем, что я называю твоей «ночной памятью», ты, моя новая «старая Европа», пойдешь по пути, которую ты сегодня одна способна проторить, между американским гегемонизмом, который не соблюдает даже того международного права, на поддержку которого он претендует, фундаменталистской теократией и Китаем, который уже становится, даже если ограничиваться только проблемой нефти, определяющим фактором силовых линий современной геополитики[1434].
Через несколько дней Жак и Маргерит Деррида отправляются в Мейну на берег озера Маджоре, в Академию рисунка, основанную Валерио Адами. Для них это время отдыха – в крае, который Деррида всегда любил, вместе с самыми дорогими ему друзьями; здесь он отметит свой 74-й день рождения. Но это еще и дни встреч, тема которых была выбрана Эдуаром Глиссаном: «Как не дрожать». И Деррида в словах, доступных как никогда, соединяет воспоминание об одной детской дрожи, которую он испытал зимой 1942 года при бомбардировке столицы Алжира, с дрожанием руки, от которого он с какого-то момента стал страдать и которое не позволяет ему теперь писать и даже подписываться. Таков отправной пункт для размышления о промахе, недостатке, оплошности:
Не нужно делать вид, будто
В дрожании, конечно, может проявляться страх, тревога, предчувствие смерти, когда заранее дрожат от того, что вскоре произойдет. Но оно может быть легким, на самой поверхности кожи, когда дрожание предвещает наслаждение или удовольствие… Говорят, что вода дрожит перед тем, как закипеть, и это мы называем соблазнением[1435].
Заключение представляет собой последнее приветствие друзьям – Камилле и Валерио Адами: «Художник – тот, кто становится художником лишь тогда, когда его рука дрожит, то есть когда в глубине души он не знает, что с ним произойдет, когда то, что произойдет, диктуется ему другим»[1436]. Но не осуществил ли в итоге сам Деррида ницшевскую мечту о философе-художнике?