Дервиш света

Назревала драма, даже трагедия. По шариатскому кодексу, судили Сахиба Джеляла, но в силу непостижимой схоластической логики единственной ответчицей и даже преступницей оказалась Юлдуз.

Судили по законам и обычаям средневекового теократического государства, и молодой женщине грозила изуверская смертная казнь.

Она сама навлекла на себя угрозу страшной кары, но ничуть не растерялась и не собиралась ни в чем никому уступать.

Ее привело в Бухару великое чувство, и она верила, что чувство это сметет все и всяческие преграды и что она вернет любовь своего мужа и господина. Она бросила все и поехала к Бухару, едва до нее дошел слух, что Сахиб Джелял жив, что он живет в этом благословенном городе.

Но разве она могла хоть на мгновение допустить, что он ее забыл?

Сахиб Джелял встретил Юлдуз холодно. Взгляд его сделался непроницаемым, голос стал голосом чужого.

Он был прямолинеен и груб.

— Женщина, ты спала с другим мужчиной.

Юлдуз могла лишь пролепетать:

— Но вы покинули меня… И я не знала, живы ли вы?

— Ты забыла о верности.

Тогда вмешался Пардабай:

— Господин, вы оставили, бросили мою дочь… свою супругу. Юлдуз имеет от вас дочь, и она имеет право…

Из-под паранджи зазвенел чистый, звонкий голос:

— Он клялся мне в любви, подобной любви Меджнуна и Фархада. Но клянусь, человек, топчущий любовь, недостоин ее. Я… Да, я отказываюсь. Я требую развода. Горе мне и моей Наргис! Но я отказываюсь от него.

Гневные слова Юлдуз вызвали замешательство, и муфтию понадобилось немало времени, чтобы собраться с мыслями и вынести решение:

— Господин Джелял, ваша жена, то есть женщина, утверждающая, что она ваша жена… говорит о разводе. Что ж! Провозгласите во всеуслышание трижды «таляк-таляк-таляк!» и вопрос решен, ибо двоемужество — смертный грех. О господин мудрости, э-э-э, позвольте дать вам совет — зарежьте одного-двух баранов, устройте той, и грех ваш, если и есть наличие греха в отношении этой женщины по имени Юлдуз мы сочтем искупленным.

— Да будет так, — подал голос Аталык, молчавший до сих пор.

Очень довольный собой и своей мудростью муфтий даже улыбался, как просто все решается.

Он вобрал в плечи голову и весь напрягся, когда заговорил Мерген:

— Дозвольте, почтенные! Я не воин, чтобы проучить тебя, визирь, — сказал он, поднявшись во весь рост. — Мое оружие — камни на дне ущелья! Мои свидетели — тучи! Стрелы мести моей — зарницы на вершинах! У меня лишь кулаки и десять пальцев. Но пусть гремит барабанами вся армия эмира, а я требую — отпустите эту женщину. Дайте уехать из Бухары. Эта женщина больше не жена мне, но она из нашего кишлака, из Ахангарана. Она свободная. И я отомщу за эту женщину. И нет такого закона ни у аллаха, ни у людей, чтобы мне помешали это сделать.

— Неужели вы, мой господин Джелял? Чем я виновата?! Чем я заслужила?! — воскликнула Юлдуз. Она сорвала чачван, и никто не мог отвести взгляда от ее лица, так оно было прекрасно!

Юлдуз вскочила и, протянув руки, шла к Сахибу Джелялу, упрямо твердя:

— Чем я заслужила? Чем я заслужила?

«Я тоже тогда вскочил, — рассказывал Георгий Иванович, — я тогда меньше всего думал, чем я могу помочь. Но я, очарованный гордой, прекрасной Юлдуз, вполне мог бы броситься на Джеляла, на Аталыка и душить их. Но тут началась суматоха…

Все кричали, говорили разом.

Аталык хрипло приказал:

— Остановись, женщина!

Свидетель Кагарбек вопил:

— Отдайте женщину мне!

Мерген сыпал проклятьями. Перехватив Юлдуз на полдороге, он заставил ее закрыть чимматом лицо и повел к выходу.

Но путь им преградила толпа прислужников и белочалменных муллабачей, заглядывавших в дверь, привлеченных неподобающими криками.

Властно, решительно всех утихомирил Аталык:

— Всем замолчать! Господин муфтий, со своей челядью отвезите эту женщину к себе в обитель благочестия, в свое ишанское подворье Пусть несчастная ждет у вас, в вашем эндеруне, под присмотром вашей супруги решения своей участи. Окончательное слово соблаговолит сказать своими золотыми устами их высочество эмир, наш халиф и блюститель нравственности эмир Сеид Алимхан, да прострет аллах длань своего благоволения над его головой! Присутствующий здесь отец женщины, почтенный господин Намаз да согласится с высочайшим решением. Что же касается вас, господин Мерген, поспешите покинуть Бухару, дабы ваше смутьянство и недостойные слова не навлекли на вас жестокую кару закона.

Судилище закончилось. Подали богатый плов. Он «замазал рты» и «заткнул глотки».

Невольный свидетель судилища Георгий Иванович не мог отказать себе в удовольствии высказать в заключение своего рассказа несколько сентенций: