Дерзай, дщерь!

Умеренность нужна во всем; без нее даже то, что служит на пользу, обращается во вред, и всё идет прахом [136]. Утверждает Иоанн Лествичник: насколько вера цветет в сердце, настолько тело успевает в служении. Вера святых двигала горами; они ходили по водам и воскрешали мертвых; поесть значило для них унизиться до вульгарной потребности, а молиться – «возводить мысль к Небу, не вознося с нею ни одной из земных забот». Так пишет преподобный Нил Синайский, и дальше: «прекрасно не осквернять чистого хитона; прекрасно всегда пребывать в чистоте; прекрасно иметь цветущее подобно розе сердце» [137]. Прекрасно читать Нила Синайского! Только не стоит заниматься сравнениями и приходить в ужас; и то сказать: там Нил Синайский, а тут… вошь в юбке!

Признаем с прискорбием: сегодня наставления святых отцов не столько помогают нам, сколько ввергают в отчаяние; мы не просто удалились от них по пути прогресса, а, можно сказать, живем на другой планете: дышим отравленным воздухом, едим отравленную пищу, пьем отравленную воду, получаем отравленное образование, забавляемся отравленными развлечениями и, как инопланетяне, бессильны вместить их способ мышления, не говоря уж о подражании в молитвенном и телесном подвиге.

Святитель Игнатий оценил эту печальную дистанцию более столетия назад и счел необходимым изложить учение великих аскетов в понятиях своего времени; сегодняшнего же человека пропасть куда более глубокая отсекает уже и от XIX века. И некому научить нас, как применять евангельские принципы, если задерживают зарплату, если начальница подалась в сайентологи, если муж мечтатель и бездельник, если детей кроме телевизора интересует только компьютер, если дико болит зуб, если во что бы то ни стало надо втиснуться в уходящий троллейбус.

Положим, ко львам не бросают; безнадежное одиночество среди торжествующей орущей и плящущей пошлости не назовешь мученичеством. И все же легко ли справляться с хроническим утомлением от тягостных серых будней и унылой неопределенностью, отнимающей последние силы! Где уж нам ходить по водам…

Но Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же [138]. Он не возлагает бремена неудобоносимые, не требует отчаяннного героизма и готов сию минуту выудить нас из пучины, как Петра, однако Петр сначала дерзнул, пошел; тут же усомнился, смалодушничал и оступился, а затем помолился, возопил ко Господу и обрел спасающую руку. Надо полагать, потопление много способствовало его самопознанию, но, как показали дальнейшие события, не сделало навсегда неуязвимым; видно, нам суждено тонуть и тонуть, прежде чем научимся верить не себе, а Богу, и, сознавая свое бессилие, всегда вопить к Нему, Всесильному.

«Путь к Господу в нас через нашу греховность, – пишет замечательная подвижница игумения Арсения († 1905). – Через неложное понимание себя человек необходимо придет к Господу, а ища Его в своем чем-нибудь, то есть в своих добродетелях, трудах и тому подобном, не найдет Его, Единого спасающего, а найдет себя». Как же так, возражает в письме П.А. Брянчанинов, брат святителя, разве не сказано, что внутри нас Царство Божие? Вот разница между теорией и практическим знанием; наставница Матушки схимонахиня Ардалиона придавала мало значения количеству поклонов и молитвословий; она порой шокировала сестер, нарушая приличия, пропуская службу или являясь на люди не по форме одетой; юродствуя, она высмеивала упование на правило и давала пример совершенной свободы не только от грубых страстей, но и от всего внешнего, временного в искании Бога вечного. Старица учила не гнушаться требованиями обыденной жизни, не уничижать обстоятельств, в которые она помещает нас, не пренебрегать людьми, с которыми сталкивает судьба; не чуждаться ответственных послушаний, требующих напряжения всех чувств и способностей, и радоваться, когда в суетах и круговерти удобно обнаруживается наша пустая претенциозность, мелочность и сварливость. «В нас что другое есть, кроме греховности? – отвечала игумения Арсения П.А. Брянчанинову; – если она будет вполне сознана, если не ложно поймет человек свою душу, то не поищет нигде опоры, кроме веры, и не увидит ни в чем спасения, кроме как в Едином спасающем». Царство же Божие «обретается в душах чистых и святых и есть конец искания» [139].

Сила этих слов и всей бесценной книги об игумении Арсении – в живом опыте нищеты духа, из которого они родились; в сущности же ее учение ничего принципиально нового не содержит: Православие никогда не приглашало в ослепительные горние выси и не призывало к умерщвлению враждебной плоти, но превыше всех добродетелей всегда ценило смирение, без которого, как говорила достославная амма Феодора Александрийская (†445), не спасет нас ни подвижничество, ни бдение, ни другой какой труд [140].