Дерзай, дщерь!

Распространились ласкатели, которых прежние старцы остерегали бояться как огня. Каешься в зависти, а он: «нашла чему завидовать, ты ее не знаешь»; жалуешься на лень: «ну, это не страшно, нельзя много требовать от себя, надорвешься»; исповедуешься в неприязни и обиде на Ф., а он хлопочет: «я скажу, чтоб она извинилась». Духовник-друг, стоит рядом и защищает от враждебного мира. «С наслаждением прочел Ваше письмо и (не сердитесь!) давал читать кое-кому в назидание. В его строках вся Ваша пылкая, чистая, прекрасная душа»,и прочее в том же возвышенном, губительном для адресата стиле.

Между тем автор слывет почти уже старцем и возглавляет женскую общину вроде монастыря, теперь это в большой моде. В России, за всю ее историю, устроились, кажется, всего четыре женские обители, созданные, по особому смотрению Божию, попечением святых мужей: Серафима Саровского, Зосимы Верховского, Амвросия Оптинского, Варнавы Гефсиманского.

Вот еще образчик. «Я так о тебе молился… я плакал! Никто тебя не поймет, но мне Господь открыл… давай подумаем вместе, как помочь горю». Она слушает, не поднимая глаз от ужасной неловкости, так как начисто забыла, чего наговорила, рисуясь, на прошлой исповеди, и недоумевает, что именно исторгло его молитвенные слезы. Несомненно, его слова произвели впечатление, легко догадаться, какое: он миловидный иеромонах, ему двадцать восемь, она миловидная девица, ей двадцать. Однако расплата постигла, как водится, только девицу: когда ее многозначительные взгляды и вздохи сменились нервными выпадами и дерзкими упреками, а затем дошло до публичного скандала, духовный отец, пылая праведным гневом, изгнал бедняжку вон.

Кажется, наступает время, когда никого уже не пугает угроза подмены, профанации святого дела духовного наставления. Обожаемый батюшка и в самом деле «обожается», занимает Божие место: «Ой, спаси Вас Господи, батюшечка, Вы помолились и все уладилось!»; «Он меня буквально спас, буквально!»; «Я только на его службы хожу. Тогда и помолюсь, и поплачу; а если кто другой служит как бревно стою»; «Богу не угодишь, батюшка отмолит, а батюшке не угодишь кто тебя отмолит?»; «Он прозорливый… не веришь? Смотри, как бы с тобой чего не случилось, он всё про всех знает, наш отец!». И так произносят слово «отец», что невольно всплывает в памяти: «отцом себе не называйте никого на земле» [149].

Живут послушницами в мужских монастырях, терпя их суровость и неуют, и, как «незаконные», мирятся с притеснениями, откровенной неприязнью остальных братий, используются на самых черных, тяжелых работах, например, по двенадцать часов в день подносить кирпичи или очищать их от старого раствора; а на жалобы батюшка отвечает криком и угрозами отправить домой, отказывает в исповеди, сплошные недоумения и безутешные рыдания.

Описывая в цитированной книге момент своего пострига, автор любуется новым именем: «Олимпиада, любимая и любящая духовная дочь Иоанна Златоуста, к которой он писал письма из ссылки: в них видна вся их взаимная любовь и тоска Олимпиады по духовному отцу во время разлуки… так вот какое имя дал мне батюшка!». Она вспоминает, как подавала ножницы батюшке, взгляд батюшки, довольную улыбку батюшки; ну не обидно ли: обьятия Отча сузились и умалились всего лишь до объятий батюшки.

О женских обителях обожаемые отцы отзываются с высокомерной категоричностью: «Какие сейчас монастыри! Старцев нет, стариц и подавно, игуменья только администратор, одни труды и бабьи свары!».

О. Кирилл (Павлов) в свое время с тонкой деликатностью высказывался на эту тему: «Не знаю… надо самому лично побывать в женских обителях и посмотреть на их духовную жизнь, чтобы сделать какое-то заключение… Хоть и скудна в духовно-нравственном плане жизнь в возрождающихся обителях, но все-таки там собрана община во имя Христово. И если человек пришел туда с целью спасения своей души, думаю, Господь, имиже веси судьбами, будет подавать ему и утешение, и подкрепление, и совершенствование в духовной жизни» [150]. Наверно, нужно всю жизнь провести в Лавре, где тоже не всегда тишь да гладь, чтобы приобрести опыт мудрой осторожности. Зато младостарец с пятилетним священническим стажем фактически внушает воспитанницам, что грамотное окормление можно иметь лишь при его ногу и вообще Дух дышит на одном его приходе в центре столицы.

Если же чада все-таки устремляются в монастырь, подданства, так сказать, они не меняют, и держись, игуменья! «Почему ты жуешь все время?» – «Нам батюшка благословляет… Чтоб не унывать.» – «Отчего же ты непрерывно унываешь?» – «Я только батюшке могу это сказать!» – и надменный взгляд, и дерг плечиком, и увлажнились глазки. В наши дни, когда в монастырях трапезуют до четырех раз в день, любвеобильный батюшка подражает преподобному Серафиму, оделявшему голодных дивеевских сестер знаменитыми ржаными сухариками, погрызть и заморить червячка.