И, несмотря на внешнюю решительность, Костя Ордынцев не представлял, как будет правильнее сейчас поступить. Бездействовать? Это свойство слабых, он не может позволить себе такую аморфность. Выжидать время? Он и так притормозил себя из-за ненужных взвешиваний и ожиданий. Брать нахальством? Кстати, не такая плохая идея – с этого начинались их отношения. И, наконец, может, уволиться? Просто, чтобы не мешать ей больше пытаться сложить свою жизнь, освободив от себя и переживаний. Он ведь каждый день видит ее терзания в потускневших глазах.
Нет-нет, исключено! Уйти он теперь не может! С каждым днем он все больше убеждался, что не представляет дальнейшей жизни без нее. Даже если она просто будет на виду, он готов лицезреть ее откуда-то из тени, как сейчас, но только не упускать из поля зрения.
Хотя… вероятнее всего, им дирижировала закономерность – та самая, которая пыталась навести порядок в их отношениях с самого начала.
Ведь, если хорошо присмотреться, то в череде произошедших событий можно заметить тщательное следование чьему-то плану: Света появилась в его жизни уже тогда, когда он готов был на ее кардинальные перемены, когда он нуждался в этих переменах. Разочарование от первого свидания исправило обыкновенное нахальство общего знакомого. Казалось, что общение поначалу не складывалось, но ведь именно противоречие друг другу смогло не только распалить в них страсть, ставшую истоком глубоких чувств, но и позволило узнать получше те самые слабости, которые становились помехой между ними. Казалось, их разлука должна была стать экзаменом на прочность отношений, но вместо этого она стала их фатальной ошибкой.
Мог ли Костя судить Свету за измену? Имел ли он право вообще считать это изменой? Имел, наверное, поскольку испытывал к ней чувства. Но, в то же время, не имел, потому что сам просил не ждать его. Не просил, а требовал. Достаточно ли времени прошло, чтобы ей решиться начать свою жизнь? Почему нет? Не ждать же ей до старости разрешения его ситуации. Но ему хотелось бы насладиться подобной женской верностью! Да! Вот такой самоотверженной, которую проявляет лишь истинная любовь. Сколько же от любви до истинности?
* * *
Войдя в открытые настежь двери, Константин с опаской осмотрелся. Светлана сидела напротив двух дюжих обормотов, которых он нанял, чтобы те следили за ней и обстановкой в ее квартире. Похоже, случай представился доказать, что не напрасными оказались его опасения.
Поспешно подойдя к Светлане, Костя с беспокойством взял ее за руку и осмотрел с головы до пят. Ее взгляд сжигал его в пепел, но он это проигнорировал.
Ордынцев кивнул в сторону двери:
– Ждите на улице.
– Как это назвать? – сердито выпалила она.
– Можешь назвать заботой, – спокойно отвечал он. – Можешь – предостережением. Оправданным, как видишь.
– За мной все это время следили?
– Да. Я знал, что его возвращение не заставит себя долго ждать, а мое присутствие тебя напрягает… В порыве отчаяния и ревности человек способен на многие вещи. Тем более, с его подготовкой…
– А со мной нельзя было обсудить?
– Чтобы столкнуться с сопротивлением? Нет! Некоторые вещи нужно делать без твоего ведома. Так лучше для моих нервов.
– А может, я помириться с ним хочу? – ее голос звучал ехидно, обнажая намерение отомстить Косте за самовольство.
Ее вопрос стал для него источником удивления и некоторой злости, потому он повернулся к ней и, глядя пристально в глаза, спросил:
– Вернуть? Я могу привести его к тебе лично!
Это прозвучало с угрожающим равнодушием, и она не знала, как реагировать. Но значительно смягчилась в претензиях.
– Надеюсь, он не успел причинить тебе боль? – не оправившись от рассерженного тона, поинтересовался он.
– Нет, – ответила она, устало приложив руку ко лбу. – Не успел. Налетели твои орлы в три счета. Будто под дверью стояли. У него ключ, оказывается, был.
– А замки не догадалась сменить?
– Понадеялась на благоразумие.
– Благо разума кого? – с упреком воскликнул он. – Человека, который тебя использовал? Ладно… – вдруг взял себя в руки. – Неважно. Их снять с места? Я могу распустить…
– Не надо, – категорично ответила она, глядя куда-то в стену.
Да, прежняя Света Потёмкина уже тряслась бы от страха и падала бы в обморок… Эта же вела себя уверенно и хладнокровно. Образ слабой женщины она спрятала глубоко в себе, и это Костю будто дальше от нее отталкивало. Так хотелось прижать ее, как раньше, словно маленькую девочку, и ощутить на своих плечах податливую беспомощность!
Подойдя к ней ближе, Костя несмело коснулся ее руки, словно прося этим жестом повернуться к нему лицом.
– Испугалась?
Она отошла от него к окну. Он бесшумно вздохнул.
– Немного. Он пьяный был и агрессивный. В какой-то момент я даже побоялась, что вылечу в это окно… – она кивком указала на правую стену, у которой валялись осколки битого стекла, разбросанные фотографии и бумаги. – Надо его часть за эту квартиру отдать, а то еще прибьет где-нибудь. Думаю, ему деньги нужны.
– Его здесь что-то интересовало? – спросил Костя, поднимая с пола бумаги.
– Оставь, я уберу.