Она сияет. — Спасибо. Я верю, что женщина может много работать и при этом выглядеть модно. Если ты не возражаешь, у меня здесь есть куча джемперов разных фасонов и цветов, которые ты можешь использовать. Может быть, однажды ты почувствуешь себя комфортно, выпуская этих
— Вау. Спасибо. — Я принимаю от нее пачку.
— Конечно. — Она подмигивает.
Я быстро моргаю. Мы со стилистом почти не разговаривали. Я имею в виду, она видела меня голой, но это вряд ли причина быть таким милым. Если бы это было так, отец Бет не исчез бы и не прислал армию юристов к моей двери.
Стилист улыбается. — Послушай, я знаю, что они все суетятся вокруг тебя, и это кажется действительно поверхностным. Свет, камеры и режиссер могут обмануть тебя, заставив думать, что ты не оказываешь реального влияния. — Она пожимает плечами и поправляет мой комбинезон. — Но за этим кроется нечто большее, чем просто рекламный трюк Stinton Group. Ты вдохновляешь многих девушек. Девочки, у которых не хватило бы смелости делать то, что им нравится, потому что это не по-девчачьи, или потому что они боятся, что над ними будут издеваться или скажут, что им не место. Ты даешь им понять, что выжила в этих классах. Ты пережила удары и синяки. Ты здесь. Ты молодец, и они тоже могут. — Она касается одного из моих локонов, а затем отступает, любуясь своей работой. — Вот почему эта работа имеет для меня особое значение.
Я быстро моргаю, когда эмоции сдавливают мне горло.
На ее лице появляется обеспокоенное выражение. — О нет. Не плачь. Ты испортишь свой макияж.
— Спасибо, — прохрипела я.
Она качает головой, отмахиваясь от моих слов.
Если бы я была из тех женщин, которые дарят объятия, я бы, наверное, бросилась к ней.
Стилист толкает меня. — Ладно, мистер Стинтон ждет, и, похоже, он в плохом настроении.
— Он всегда в плохом настроении.
— Но он не всегда посещает фотосессии. — Она гладит меня по плечу. — Это значит, что он действительно в тебя влюблен.
Я бы не согласился с ней, если бы мог говорить, но я все еще пытаюсь сдержать слезы.
Взяв себя в руки, я выхожу из раздевалки. Когда я иду навстречу камерам, я понимаю, что мое сердце колотится, но это не от страха или злости на Макса или даже от моего собственного беспокойства о Бет.
Чувство цели переполняет меня, струясь от кончиков пальцев на ногах. Я не считаю себя героем. Никогда. Мои мотивы для того, чтобы заявить о себе, не имели ничего общего с желанием сделать мир лучше. Но сейчас, когда я останавливаюсь у маркера и смотрю в камеру, я понимаю, что была близорука.
Все это время я могла видеть только Макса, хмурящегося на меня, режиссера, орущего на меня, и камеры в комнате. Я не могла видеть за пределами комнаты маленьких девочек, играющих с гаечными ключами и розетками. Я не могла видеть молодую женщину в классе, полном мужчин, изо всех сил пытающуюся быть жесткой, как один из парней, и оставаться верной своей женственности. Я не могла представить других женщин-механиков в индустрии, которые — согласны они со мной или нет — в глубине души испытывают чувство гордости за то, что кому-то вроде них аплодируют и признают.
Это немного утяжеляет вес гаечного ключа в моей руке. Это делает каждый шаг к машине важным. И это еще больше укрепляет мою уверенность в том, что я не могу позволить кому-то другому подметать и чинить эту машину.
Я обдумываю, как мне довести это до максимума, пока режиссер указывает мне, где стоять и когда смотреть в камеру. Они делают паузу, чтобы скорректировать сцены, и у меня наконец появляется шанс подать ему знак.
Щелчком пальцев я ловлю взгляд Макса и вздергиваю подбородок.
Одна бровь у него высоко поднимается на лбу.
— Дон, ты можешь перестать двигаться? — Ассистент по макияжу хватает меня за подбородок и продолжает пудрить лицо.
Я держу голову неподвижно, но мои глаза устремлены на Макса. Я поддерживаю зрительный контакт, пока он лениво не поднимается со стула рядом с режиссером и с важным видом не подходит ко мне.
Девушки-визажистки сразу же начинают хихикать и бросать на него косые взгляды. Он не обращает на них внимания и продолжает смотреть на меня, холодный и уверенный.
Мое сердце снова совершает странный переворот.
Я удивлена, что он действительно пришел. Я думала, он будет больше сопротивляться.
— Знаешь, это я должен был позвать тебя в гости. Так это не работает. — Он прижимается ко мне вплотную, и интимность его слов у моего уха вызывает дрожь по всему телу.
Я сохраняю ровный тон. — Я не вижу здесь другого механика.
— Он сломался в пробке. Если ты можешь в это поверить. — Его губы изгибаются в улыбке.
— Правда?
— Нет.
… ого.
Ого, ого, ого, ого.
Скажите мне, что Макс Стинтон не просто поделился со мной шуткой.
Мои губы растягиваются в улыбке, прежде чем я успеваю напрячь мышцы лица.
Его голубые глаза мерцают озорством. — Он уже в пути.
— Насчет этого, Макс…
— Хм? — Он наклоняет голову, ожидая.
— Я хочу вернуться к тому разговору о…