А пока заходим с Пахомом в самолет. Ряд вдоль борта уже занят, а посередине пока есть свободные места. Садимся, осматриваемся.
Большей частью самолет заполнен десантурой.
У самого выхода, у рампы, сидят человека четыре офицеров.
Сразу обратил внимание, что они как сели, так сразу отвернулись и вообще не смотрели в нашу сторону. Хотя, казалось бы, чего всю дорогу в стенку пялиться?
Напротив нас, чуть правее, какие-то чернопогонники в фуражках.
То ли связисты, то ли еще кто.
Сидят напряженно так, смотрят настороженно.
Их присоединили к нашей колонне по пути в самолет, уже за пересылкой.
Человек 30. Кабульские, видать.
Неплохо затарились, ребятки. Пока мы по горам скакали за духами…
У каждого из них увесистый чемодан а-ля «мечта оккупанта».
А мы-то все с тоненькими дипломатиками… Часы с калькулятором, платок маме, кроссовки. Ну, еще чего по мелочи.
А когда? Да и где?
То боевые, то наряды.
Да и в свободное-то время никто нас что-то не приглашал особо в Гардез съездить, по дуканам прошвырнуться…
А сам туда запаришься пробираться через охранение да минные поля.
Да и сгинуть можно запросто, в гардезском-то дукане.
Регулярно там исчезали бригадные любители прибарахлиться.
Кого-то потом возвращали, конечно, но чаще уже по частям…
Короче, с шопингом у десантуры не задалось…
А эти видать серьезно «затаривались», основательно.
И время, видать, было, и возможности…
Пацаны наши поприкалывались, конечно:
– Слышь, воин, не тяжело? Может, помочь тащить-то?
А те не отвечают, идут молча, только сопят недовольно.
Поняли ведь прекрасно причину нашей иронии…
Царапнуло меня, конечно.
Так, не то чтобы завистью. Скорее чувством какой-то несправедливости – уж больно контраст был заметен между их «багажом» и нашим.
Но глянул, подумал и забыл. Какая мне разница – я ж не затариваться сюда ехал…
Как там? «Кому война – кому мать родна…»
Но кабульские, видать, почувствовали, что дело пахнет керосином.
Потому и сидят такие напряженные.
Тут наконец загудели движки, мы стали выруливать и через несколько минут взлетели.
По ощущениям самолет попер чуть ли не вертикально вверх, без всяких там наматываний кругов для набора высоты.
Взлетели так резко, что меня, признаюсь, чуть не вырвало.
И судя по выражению лиц пацанов вокруг – не одного меня.
Аж пот пробил…
Но сдержался – веселенькое было бы завершение службы в ВДВ…
Видно, не мне одному при виде связистов этих всякие мысли в голову пришли обидные.
И не все с этой несправедливостью мириться захотели…
Только мы набрали высоту, как в рамках восстановления социальной справедливости ребятишкам предлагают добровольно сдать неправедно нажитое добро в фонд помощи ветеранам ВДВ.
Они отказываются.
А на попытку силового изъятия отвечают сопротивлением…
Что тут началось.
Наши на них напирают. Те визжат, на скамейку встали, ногами отпихиваются. Горой за добро свое стоят…
Дракой это, конечно, не назовешь.
Грабежом вроде, тоже. Потому что в итоге все содержимое их чемоданов, только уже разорванное на куски, истоптанное и обезображенное, остается валяться на полу.
Хотя, может, и разжился под шумок кто из наших парой трусов по последней кабульской моде…
Не судья я им.
Сам не полез – противно мне было. И Пахом не полез. И Белый.
Но и разнимать не стали. Вроде дернулись сначала, да куда там…
Да и было на что отвлечься пытливому взору.
Как же интересно было наблюдать за поведением четырех офицеров, сидевших в самом конце самолета!
Как они отвернулись, сев в самолет, так ни один и не повернулся в нашу сторону, никак не отреагировал на дебош в салоне. Как будто и не происходит ничего. Как в детской игре: «Я в домике!».
Странно?
Это как сказать.
Полный самолет 20-летних пацанов, которые два года воевали и которых еще и на три месяца позже домой отпустили.
Вы бы поперли против них? Я бы – нет.
Вот и те офицеры тоже.
К тому же не могли они не знать, что на солдатском-то жаргоне офицеров «шакалами» звали. Дело, конечно, прошлое, да и не все так однозначно.
Но из песни слов не выкинешь…
И много у кого за два года к офицерам вопросы накопились.
Попался б мне там, в самолете, под руку замполит наш ротный – один бы из нас точно до Союза не долетел.
В общем, был у офицеров этих резон в «ничего не вижу, ничего не слышу» поиграть.
А вот один из пилотов в какой-то момент пытался вмешаться.
Выскочил в салон, орет:
– Ну-ка прекратить!
А никто внимания не обращает. Он это видит и заводится:
– Прекратить! Буду стрелять!
Даже за кобуру схватился. И вот этим-то внимание к себе привлек:
– Вот ты напугал, мужик! Давай, стреляй!
Больше ничего пилот не кричал.
То ли просто плюнул он на эту канитель, то ли понял, что глупость сморозил – нашел кого стрельбой пугать.
Ушел, и больше мы его до посадки не видели.
Да вскоре и потасовка вдруг сама собой утихла.
Как-то резко все пришли в себя. Как будто опомнились.
Примолкли, расселись. Вроде как и не было ничего.
Если б только не пол в самолете, весь обрывками усыпанный…
И как раз в этот момент по внутренней связи объявили, что мы пересекли границу Союза Советских Социалистических республик.