Она дожидалась его. Стол был накрыт праздничной скатертью с голубым восточным орнаментом «Пейсли», а волосы Ирины заплетены как-то иначе; в чем именно заключалась разница, Арсений не сообразил, но точно видел, что коса русых волос выглядит, будто вывернутая наизнанку. И, кажется, это платье он тоже ни разу не видел, но вслух предполагать не рискнул, потому что – вдруг старое, и тогда он предстанет перед ней невнимательным мужем из анекдота про брови и противогаз. Больше его занимало лишь мгновенное до липкой дрожи опасение: неужели пропустил годовщину? Да нет, еще две с половиной недели.
– У нас какой-то праздник? – оценив обстановку, осторожно поинтересовался он. Ирина ставила разогреваться курицу, и во время ответа он не видел ее лица:
– Нет. Просто у меня именины. Захотелось отпраздновать.
– Именины? А я и не знал. Мы разве их отмечаем?
Она пожала плечами:
– Нет. Говорю же, захотелось праздника.
– Тогда я тебя поздравляю, – он обнял ее и легонько потормошил. – Знал бы, принес букет.
– Что толку от букетов? Они завянут через неделю, а стоят целое состояние.
– Ты всегда так говоришь. И, как всегда, права. Рассудительная моя женушка.
– Угу.
Курица оказалась настолько вкусной, что Арсений попросил добавки и методично шевелил челюстями в молчании, погруженный еще в размышления о прошедшем дне. Третья операция с прободной язвой проходила не совсем гладко, с двумя внезапными кровотечениями, и все за операционным столом изрядно перенервничали.
Осознав, что ужин прошел в тишине, Арсений почувствовал себя неуютно.
– Так значит, именины, – решил реабилитироваться он. – А что это, день ангела?
– Нет, день ангела – это день ангела, а именины – совсем другое.
– А в чем разница?
– Ну… Именин бывает несколько в году. Это дни почитания святого, чье имя носит человек. А день ангела – это годовщина крестин. Потому что во время крещения Бог приставляет к каждому человеку своего ангела-хранителя.
– Вот оно что.
После ужина он решил сделать ей приятное и помыть посуду. Обычно она всегда говорила: «Я сама». Это касалось и уборки в доме, и стирки, и глажки. Ну, сама так сама.
Отскребая жир с противня, Арсений вдруг почувствовал на себе ее пристальный взгляд. Оказывается, жена не ушла в зал. Она стояла посреди кухни, сжимая в руках чашку, и глаза ее пылали:
– Ты вообще хоть что-нибудь ко мне чувствуешь?
– Ира, ты ли это? Я не узнаю вас в гриме, – пошутил Арсений. Но Ира не улыбнулась, и тогда он окончательно понял, что дело серьезное.
– Ириш, ты чего? – он выключил воду и вытер руки вафельным полотенцем.
– Ты можешь хоть раз ответить на вопрос?
– Что значит: хоть раз? Я всегда отвечаю на твои вопросы… И, да, конечно, у меня есть к тебе чувства. Я люблю тебя, вообще-то! Конечно, люблю…
– Конечно, – она качнулась всем телом. Вытянула вперед руку с чашкой и безвольно, с усталостью разжала пальцы. Не швырнула в стену, не заорала – просто позволила чашке выскользнуть из ослабевших пальцев. Белый фаянс, с нежной лиловой вязью по краешку, достиг пола и брызнул осколками. Ирина кивнула с некоторым удовлетворением и ушла в комнату.
Арсений не знал, что и предположить. Он замер и облизал пересохшие губы.
Прежде всего надо было убрать черепки, чтобы никто не порезался. Найдя веник, он смел острые кусочки в совок и вынес мусор к контейнеру во дворе, намеренно оттягивая момент разговора. Потом вернулся в квартиру. В носу еще стоял кислый запах летней помойки: гниющие овощные очистки и забродивший арбуз.
Ирина плакала в спальне.
– Ириш, что случилось? Расскажи-ка мне. – Он присел на край кровати и коснулся ее так, будто трогает удава или питона. С гремучей змеей он свою жену, к счастью, не сравнил даже мысленно. – Ну не плачь, родная моя. Тише, тише.
– Ты меня не замечаешь! Я будто пустое место, – в слезах, судорожно и горячо бормотала Ирина. – Ты приходишь, ешь, ложишься спать. И так каждый день. Зачем тогда я? Чтобы готовить еду и стирать белье? Ты даже никогда «спасибо» не скажешь. А ведь я стараюсь! Ты не замечаешь ничего. Вот хотя бы сегодня – ни нового платья, ни моей прически. А мне же хочется, чтобы мой муж меня ценил. Хотя бы иногда, хоть слово доброе!.. Курицу вот сегодня запекала, с можжевельником.
– Так вот что это было. Черные ягоды. Елкой пахли…
– Да, елкой. Это можжевельник. Но тебе все равно, хоть чем намажу!
– Нет, абы что я не одобряю… – Он поцеловал ее в макушку. Волосы пахли духами и жареной морковкой. Он хотел было возмутиться, что всегда благодарит ее за ужин, но сообразил, что это и правда не так. Это просто никогда не приходило ему в голову.
– Прости, Ириш. Очень вкусная курица. Ты же должна была понять, что она мне очень понравилась, я ведь добавки даже попросил.
– Да не в курице дело! Не в курице! Ты просто всегда встаешь из-за стола, а я остаюсь… Хоть бы «спасибо»!
– Но ты же не благодаришь меня за зарплату, которую я приношу, – мягко напомнил он. – Это само собой разумеется, муж зарабатывает, жена готовит. Таков порядок вещей.