Он быстро отстегнул ремень, наклонился и приник губами к ямочке между ключицами. Снова вздохнуть Нина смогла, когда откуда-то сзади донесся гудок машины.
— И что ты ему сказала? — Марина затаила дыхание в ожидании ответа.
— Сказала, что подумаю.
— И все?
— Понимаешь, — Нинкин голос в трубке звучал печально и проникновенно. — Это все равно, что капитулировать и признать, что я уже окончательно и бесповоротно взрослая тетка.
— А на самом деле? — Кажется, в голосе подруги слышалось понимание.
— А самом деле я иногда останавливаюсь, смотрю в синее небо, по которому плывут белые корабли, киты и драконы, а потом опускаю глаза и ничего не могу понять. Почему-то вместо намазанных зеленкой коленок и ободранных сандалий я вижу под собой новенькие сиреневые лодочки и щиколотки в тонких чулках. — Трубка сочувственно вздохнула. — И тогда я вспоминаю, что у меня есть ребенок, кот и работа, и какой-то мужчина берет меня за локоть и говорит: «А не съехаться ли нам?»
Господи, как все это грустно, как невозвратно. Нинка порывисто вздохнула, а может быть, всхлипнула.
— Что там куришь? Отсыпь мне грамм двести.
— Девочки, а что же вы компот не пьете? — Натальина свекровь поставила на стол второй кувшин. Этот в отличие от кристально-чистого смородинового был наполовину заполнен побуревшими шариками вишни. — Надо, надо. В нем же вся таблица Менделеева.
— За что же вы нас так любите, Нина Николаевна? — Нежно пропела Марина.
Свекровь смущенно махнула рукой и зашаркала тапочками к кухне.
— Стареет, сильно сдала за последний год, — Наталья отвела глаза от сгорбленной спины, обтянутой синим в розовый цветочек халатом, и вздохнула. — Ну, давай, за здоровье всех, кого мы приручили.
Они чокнулись вишневым компотом.
— Так ты будешь переезжать на дачу или нет? — Ольга одобрительно оглядела дом.
Ленька подвел газовое отопление, перестроил второй этаж, заменил рамы. Теперь бывшая профессорская дача взирала на мир разновеликими окошками из-под готовых в любой момент опуститься металлических жалюзи — безопасная, теплая, хорошо укрепленная барсучья нора.
— Пока только на следующее лето. Насчет осени никак не могу решить. Все же в доме проще: со всех сторон прикрыт теплыми квартирами соседей. А здесь снизу земля, сверху дождь или снег, а по бокам бренная реальность.
И где-то в этой реальности затерялись Нинка с Андреем. С момента приезда они успели только перехватить по бутерброду и сразу улизнули в лес. Все свободное время Андрей посвящал уговорам на переезд. Уговариваться Нинке так нравилось, что принимать решение она не спешила.
Задыхаясь, Андрей перекатился на плед, затем, с трудом приподнявшись на локте, расправил складки Нинкиной длинной юбки. Нина смотрела на солнце сквозь закрытые веки, потом лениво приоткрыла глаза. Пробивающийся сквозь листву свет казался зеленоватым. Можно было представить себя на дне ручья. Лежать вот так неподвижно на песочке, смотреть сквозь слой воды на солнышко и ни о чем не беспокоиться.
— Офелия, проснись, — способность Андрея читать ее мысли иногда пугала. — Держи.
Пальцев коснулось что-то холодное и твердое.
— Ты не поленился взять настоящие бокалы? И это спустя десять лет почти сожительства? Дорогой, ты полон сюрпризов. Не ожидала.
— Вот видишь, какой я коварный.
— И бескорыстный.
— Ничего подобного. Свой интерес я никогда из виду не упускаю.
— И всегда добиваешься своего.
— Конечно. Я неотвратим, как фатум.
Нина сделала медленный глоток. Неужели «Вдова Клико»? Точно, из сумки-холодильника торчало зеленое горлышко бутылки в обрывках золотистой фольги. Андрей задумчиво рассматривал Нину, пристроив свой бокал на согнутом колене. Где-то под пледом булькнул телефон, мужчина тихо ругнулся и, сунув бокал Нинке в руку, начал шарить по земле. Нинка успела заметить, что экран телефона так и остался светиться синим цветом, фотографии этот абонент не удостоился. Андрей отключил вызов и небрежно сунул телефон в карман рубашки.
Молчание затягивалось, что грозило вторым раундом «уговоров». Нинка встряхнула головой:
— Так что там насчет фатума? Неужели невозможно никак не отдуться?
— Невозможно. После того, как Эдип укокошил сфинкса, все было предопределено.
— Я не филолог. Объясни понятнее.
— Тогда ружье на стене в первом акте. Такой образ годится?
— Для меня, да.
— А, знаешь, — Андрей забрал свой бокал, — интересная получается игра. Теперь твой ход. Как будем объясняться принцип неотвратимости нынешним малолеткам. Им ведь, что Софокл, что Станиславский — один хрен.
Хорошо, поиграем.
— Нууу… Представь себе раскрытый ноутбук.
— Таааак.
— А рядом с клавиатурой стоит…
— Что?
— Чашка кофе! Чем, по твоему, все это должно закончиться?
Андрей хохотал так, что пришлось вытирать ему слезы краешком шифоновой юбки. По дороге к даче телефон пищал еще дважды, но Андрей даже не достал его из кармана. Первой не выдержала Нина:
— Ответь уже. Вдруг что-то важное.
Андрей слегка поморщился, но, как ни странно, послушался. Почти сразу недовольство на его лице сменилось растерянностью, затем тревогой. Нина молча похвалила себя и уже не удивилась, когда Андрей сказал: