Десять дней до конца света

Внезапно волна накрывает рисунок и стирает его. Ребенка это как будто не волнует, он поднимается выше и снова начинает рисовать, словно его рисункам судьбой предназначено быть поглощенными морем, и не иначе. Те же бесформенные человечки возрождаются на мокром песке, прорисованные палочкой, которая стала прямым продолжением руки Ребенка, да что там, самим Ребенком.

Мало-помалу картинка становится четче. В толпе выделяются несколько тел. Трудно сказать, что у них общего, движение, направление, неуловимо малое пространство вокруг, как дыхание. Незримая единичность, отличающая их от множества.

Несколько раз море стирает всё. И Ребенок начинает вновь и вновь, рисунок за рисунком, пока наконец картинка на песке не становится точным отражением того, что она должна отразить. Пока она не становится ответом на Зов.

Ева подходит ближе, чтобы рассмотреть созданий, нарисованных на песке. Сразу видит четырех выделяющихся и говорит: «Это мы». Впервые с тех пор, как Ребенок взял палочку, он по-настоящему смотрит на свой рисунок. И понимает, что в самом деле, не задумываясь, запечатлел на песке именно их.

Он поднимает голову и улыбается Еве. Улыбается, потому что всякий раз, как он видит Еву, ощущение, посетившее его в момент их встречи – когда он сидел, скорчившись, под кустом, и появилась она, – захлестывает его вновь. Ее лицо запечатлелось в глазах Ребенка как обещание абсолютной любви. И вот Ребенок смотрит на Еву, улыбается ей. Потом откладывает палочку. Море уносит ее, нахлынув веселой волной.

75

Ч – 30

Погода с утра пасмурная. Тучи, которые принесло с приливом, кажется, зависли надолго. Сидя у входа в грот, Лили-Анн откладывает прочитанные страницы.

Марк и Лора дали всем новую цель. Теперь, сосредоточившись на ней, можно обмануть страх и тешить себя иллюзией, будто делаешь что-то против взрывов. Лили-Анн не терпится пойти за оборудованием для погружения. Непрестанная дрожь земли леденит ей кровь еще сильнее холодного ветра. Она поднимает воротник свитера, закрывая рот. Дыхание, задерживаясь в петлях крупной вязки, согревает ее.

Вдали она видит Валентина, он снял одежду и забрался на скалу, возвышающуюся на несколько метров над морем. Вдруг он подается вперед. Торс выгнут, глаза беззаботно смотрят в небо, руки широко раскинуты. И вот толчок, глаза зажмуриваются, ноги отрываются от скалы. Он взлетает. Его лицо рассекает улыбка. Вольная улыбка человека-птицы, которой Лили-Анн никогда еще не видела. Напряженное тело складывается пополам. Он косо врезается в воду и без единого всплеска целиком погружается в темную массу.

Вот между двух волн появляется его голова. Он энергично гребет к скалам, вылезает из воды, снова забирается на свою импровизированную вышку. Мокрая футболка кажется на теле второй кожей. Он раскидывает руки, ныряет, плывет, снова поднимается, ныряет, плывет, поднимается… И каждый раз – эта улыбка, пронзающая тучи.

Лили-Анн смотрит на телефон, служащий теперь лишь часами. Одиннадцать. Она разувается, встает, спускается к скалам. Забирается на высокий выступ, царапая ноги. Валентин гребет к ней так же мощно, как после первого прыжка. Вылезает из воды, садится рядом. Улыбается. Лили-Анн не может отвести глаз от вдруг обозначившихся ямочек.

– Волны сильные. Ты можешь удариться о скалу.

– Риск есть. Но хоть минутку, хоть короткий миг я летаю.

Он говорит это мягко. Но за словами, за взглядом Лили-Анн чувствует, как в нем всё кипит.

– Попробуй, – добавляет он.