Г. Я.: Очень хорошее. Беседовали с Михаилом Сергеевичем часа полтора. И я почувствовал в нем человека, с которым могу свободно разговаривать, все что угодно обсуждать. И на последующих встречах он неизменно вызывал симпатию, стремясь вникнуть в то, что мы предлагали. Порой просто вызывал у насвосторг, точно отбивая нападки наших постоянных оппонентов — то министра финансов Павлова, а то и Рыжкова.
Г. Я.: Могу лишь высказать свои предположения. Горбачев не раз убеждался в пользе политических компромиссов. Но в экономике так поступать нельзя. А ему, видимо, показалось, что можно. Понимаю, на него оказывали огромное давление — это отдельный разговор. Но знаете, что мне обидно? Скажи он: не могу пойти на то или на другое, давайте вместе подумаем, как быть, — и мы бы наверняка нашли решение. Но он пренебрег этим, решил, что по-своему развяжет узлы. А они еще больше затянулись.
Г. Я.: Да, это было. Я отказался. Работать с ним большая честь, поскольку он, несомненно, фигура историческая. Но предложение его принять не мог: не верил в те конструкции, которые тогда обсуждались. Мы оказались в таком положении, что выход из него может найти лишь специально подобранная очень современная команда, имеющая полномочия и умеющая проводить свои решения. А как ее назовут — советом, вече или политбюро — не имеет никакого значения. Не создав такой команды, не располагая точ ной программой действий, вряд ли можно что-либо сделать. И Съезд народных депутатов СССР ответа на это не дал.
Г. Я.: Я бы ответил: передо мной человек, который тяжко болен. Нужно вылечить его. А меня спрашивают: какой он наденет костюм, когда встанет на ноги? Вот она, цена тех вопросов, которые так любят задавать сегодня. Надо дать человеку возможность ощутить плоды своего труда, помочь ему улучшить жизнь своей семьи, накормить своих детей. Почему я должен решать за все общество, каким ему быть? Каким надо, таким и будет. Да, со временем мой больной, возможно, вновь выйдет на ту же дорогу, на которой он попал под машину. Я могу ему объяснить, что лучше этого не делать. Но решать — ему. А сейчас лечить надо.
Слушая Григория Явлинского, я ловил себя на мысли о том, что, повстречайся мы с ним лет десять назад, непременно, следуя извечной журналистской схеме, отнес бы его к разряду чудаков. А теперь слушаю его восемь часов кряду, почти не перебивая. Меняемся мы, меняется время, властно требуя новых лидеров и новых людей.
В последние годы много было сказано похвальных слов о поколении “шестидесятников”. Их называли то детьми XX съезда, а то и буревестниками. Да, мое поколение следовало благородной и самоотверженной идее совершенствования того строя, той страны, в которой мы родились. Но жизнь подводит свои итоги, отбрасывая иллюзии и не считаясь с надеждами. Не о ремонте старого дома, а о строительстве нового идет теперь речь. И буревестник просит посадки. Потому что новый дом дано строить новому поколению, людям второй волны перестройки. Хочется верить, что они выйдут на политическую арену уже в этом году.
Уникальный исторический шанс