Десять лет. Публикации, интервью, выступления (1990-1999 гг.)

Вы говорите о ловушке. Когда были Николай I, Александр II, Сталин или Горбачев, их правление, их власть были лишены важнейшего обстоятельства, какое появилось сейчас. Оно родилось в диких муках, принесло страшное горе, но стало и предпосылкой для новых решений. Знаете это что? Если сказать в научных терминах, это исчезновение патернализма. А можно сказать в бытовых: это мои проблемы, и мне их надо решать.

Не тебе придумывают проблемы — повернуть реки, построить социализм, коммунизм или капитализм. А ты решаешь свои проблемы, очень простые: где жить, что кушать. Я делаю только одно, я показываю тебе, как это в принципе решается, а ты уже решай сам. А опасность, которая сегодня возникла, заключается в следующем: пока вы смотрите наверх, что вам там что-то решат или сделают, под вами разъезжается земля. Ребята, она просто уходит, одна нога у вас тут, а другая там. И вместо того чтобы думать, как взять багор, как встать, как скрепить разъезжающиеся половины, ты ждешь. Не жди.

Л. С.: То есть вы хотите зафиксировать то состояние нашего общества, государства, страны, народа, при котором меняются коренным образом привычные ориентиры снизу наверх: то обстоятельство, что все принципы, все идеи, привычки, культура начальственного государства кончились. Люди остались наединес самими собой. Значит, мы с вами обязаны признать: с нашим народом, с нашей страной произошли некие необратимые изменения. Рассыпалась страна в ее принципиально идеологическом построении.

Г. Я.: Это была силовая страна. Теперь эти силы ослабли и исчезли.

Л. С.: Это было начальственное государство, это была привычная имитация, маскарад власти во всех нижних инстанциях, но с очень сильной, давящей интенцией центра. Теперь центра у нас больше нет. Нет организующей силы. Что же нужно сделать, чтобы люди это осознали нутром?

Г. Я.: Одно предварительное соображение: берегитесь. Это не продлится долго. Этот исторический шанс — штука временная. Даже кратковременная. Это уже случалось в России: это происходит с ней периодически. Было смутное время, был 17-й год, чем это кончалось?

Л. С.: Оно кончалось всегда новым начальственным государством. Мы так и не выходили из традиционного порядка вещей, а потом все повторялось снова и снова. Срабатывало прецедентное мышление народа, который думает по схеме: был начальник — был порядок. И идет искать себе нового царя. Где гарантия, что сегодня смута снова не захватит властную вертикаль?

Г. Я.: Обязательно захватит. И власть будет уродлива, их, на верху, может быть много, потому что сейчас трудно удержать расползающийся материк. Кроме того, сейчас между двумя смутами уже не будет лежать сто лет. Сейчас обмен веществ другой, скорости совсем другие, сейчас каждый год надо будет решать одни и те же вопросы. Люди, поймите, состояние без центра — временное и кратковременное. Вспомните какими-то частями своего мозга, что уже бывало, как только центральная власть ослабевала, один человек слаб, царь отрекался, генсек сходил с ума — все, страна каждый раз попадала в одну и ту же историю.

Л. С.: Итак, власть центра ослабла. Я вам задам вопрос простой, который мучает именно тех самых людей, до которых вам надо достучаться. Я попыталась собрать всю возможную совокупность причин, по которым рухнул традиционный порядок. Все, вместе взятые, они укладываются в две альтернативные концепции. Первая: перестройка “удалась” — то есть хотели развалить и развалили (и тогда появляются темы заговора, сюжеты о переделе сырьевых источников, драматургия марионеточного поведения, намеки о выполнении приказов из Америки и т. д. — то есть концепция сегодняшней национал-патриотической оппозиции). Читаешь, скажем, книгу Бориса Олейника, поэта и бывшего члена Верховного Совета СССР, “Князь Тьмы” — там такие страсти про Горбачева — почти как про Калиостро. Есть и вторая концепция, мне более понятная, ибо оперирует категориями человеческими, житейскими, без оккультизма и шпиономании: не умеют, взялись не за свое.

Г. Я.: Насчет “Князя Тьмы”. Да не в этом же дело. Я не хочу обсуждать вопрос: внедрен Горбачев или не внедрен. Я не знаю, я не верю, я так это не воспринимаю. Давайте заглянем в суть этой проблемы. Какая была у Горбачева особенность, одна, главная? Он почему-то, я не знаю почему, не хотел убивать и сажать в тюрьму. Больше ничего. Все остальное получилось как следствие. Если эту идею можно считать внедренной, ну хорошо. Как перед Богом говорю: больше ничего. Как только люди поняли, что за это их не накажут, и за это, и за это, он не смог с ними совладать. Он мог наорать на Старкова, но не мог (посвоим внутренним убеждениям) снять его с поста главного редактора газеты, он вообще никого и ни за что не смог наказать.

Л. С.: То есть впервые в истории России на самом верху появились начальники, которые вдруг, по какой-то совершенно непостижимой причине, решили взять руки за спину.