Об этих страницах своей биографии ни разу публично не говорил. В 1982 году я, будучи руководителем небольшого научного коллектива, написал работу о надвигающемся экономическом кризисе в СССР. Как только она попала к большому начальству, ее объявили антисоветской, антигосударственной и изъяли. Изъяли и черновики. Потом в течение долгого времени заставляли меня приходить и особый отдел — и задавали один-единственный вопрос: кто вас этому научил? Я отвечал: никто не учил, я просто постарался разобраться с предметом, я же все-таки кандидат наук, я уже 6 лет после аспирантуры занимаюсь экономическими исследованиями, должен же быть какойто результат. Кроме того, уже объездил всю страну, три года работал с шахтерами, видел, как они живут, много разговаривал с ними, вот и получилась у меня эта книга. Меня терзали примерно с полгода, до тех пор, пока не умер Брежнев. Умер Брежнев, от меня отстали. А потом, когда появился Черненко, произошла дикая история: неожиданно и в первый раз в моей жизни меня пригласили на диспансеризацию в поликлинику. В результате этой диспансеризации мне поставили диагноз, что я в самой крайней, в самой последней стадии болен туберкулезом. Это было для меня абсолютно неожиданно — я никогда не ходил к вра чам и ничем не болел. Мне сказали, что я веду себя ужасно, потому что заражаю своих собственных детей. У меня в 1981 году только сын родился второй. Честно говоря, я несколько растерялся, потомку что было непонятно, откуда у меня туберкулез. Но диагноз был поставлен мне такой, что я сам стал накладывать на себя целый ряд ограничении: не встречаться, не общаться и так далее. Стремительно, в течение одной недели, меня уложили в закрытую больницу, где 6 месяцев большими дозами лекарств меня как бы лечили от туберкулеза. Через 6 месяцев мне заявили, что выхода из положения нет. Единственный выход — это удалить легкое. Мне надо было принимать решение. Ужасно смущало, что ничего не болит, хотя уже было плохо от “лечения”. Но мне так внушительно говорили о необходимости предстоящей операции, проводили исследования, где всякий раз диагноз подтверждали, что я согласился. Мне сказали, что я настоящий мужчина, перевели в хирургию и со страшной скоростью начали готовить к операции. Я был изолирован от семьи, от друзей, от всех. И когда меня стали готовить к операции, в процессе подготовки один старый человек, профессор, который и должен был меня оперировать, — на ухо сообщил мне, что я здоров, что я должен спасаться. Дальше он мне сказал, что никогда этого вслух не подтвердит, что это моя проблема, что я сам должен выбираться из этой истории. Я вам много могу рассказать, как я убежал в ту ночь, что дальше делал. Потом я понял, что мне деваться все равно некуда, потому что у меня клеймо: я заразный. Даже люди, всегда относившиеся ко мне с симпатией, не сомневались, что я болен. Я обошел своими ногами все районные поликлиники, какие я мог найти, штук десять, везде дарил шоколадки и просил сделать флюорографию. Через день я получил справку из 10 поликлиник, что я здоров. Со всеми этими справками я пришел к главному врачу.
Я вернулся туда, в больницу, потому что мне некуда было бежать. Паспорт отобрали, все отобрали, куда мне бежать? И почему я вообще должен бежать куда-то? Главный врач запер дверь и сказал мне: “Вам не повезло”. Я спросил: “В каком смысле?” Он ответил: “Представляете, что человек может попасть под трамвай? А на вас наехала система. Она завела на вас дело. Я вам ничем помочь не могу”. Я ему говорю: “Это вам со мной не повезло. Мне 32 года, у меня семья, дети, друзья, работа, вы что, хотите сделать из меня инвалида на всю жизнь? Вы что-то перепутали”. Он сказал: “Если вы будете доказывать, что вы здоровы, то будете лежать не только в туберкулезной больнице, но еще и в психиатрической. Вы приняли такую дозу лекарств и таких лекарств, что для психбольницы вы готовый пациент и у вас сейчас дикое перевозбуждение... ”.
Еще 3 месяца после этого я боролся за освобождение. Меня перевели в раковую палату и убеждали, что у меня рак, а не туберкулез, и что раньше от меня это скрывали. В эту палату привозили людей, чтобы они умирали. Хотя они не знали, что у них рак. Мне очень помогали выбраться мои друзья, а особенно мой любимый институтский преподаватель. Без них не знаю, что бы было. Но как-то совпало так, что я вышел оттуда на следующий день после назначения Горбачева генсеком. Похоже, сработала система точно так же, как она сработала в первый раз. Меня вызвали и сказали: больше сюда не ходи, ты здоров. Я получил по полной программе из того, что можно было получить.
Через 9 месяцев из больницы вышел не я, а абсолютно новый человек.