Десять ночей с бывшим

Там мысли и чувства атаковали меня еще безжалостнее. Что я ожидал от нее? От нежной зажатой девчонки с кучей тараканов в голове? Вытащил ее из ее раковины, показал, каким бывает секс, трахнул… я скривился. Считается ли плохим, если жертва вырубилась от удовольствия? Не знаю. Удерживать в доме, чтобы обрюхатить точно ничем хорошим не называется. Что я еще хотел после такого? А? 

Откуда ей меня вдруг полюбить?

Эта мысль потрясла. 

Я вышел из ванной, растерянно сел на кровать, медленно вытираясь полотенцем… Так вот это и есть любовь? Какого хера? За что? Неужели нельзя всю жизнь прожить нормально, меняя баб и развлекаясь как хочется? На кой хрен мне эта радость?

Вот это подстава… 

Но я не успел даже трусы надеть, чтобы осмыслить такое открытие в каком-то пристойном виде, прогуляться, может, нажраться по такому поводу, как дверь в мою комнату открылась и внутрь впорхнула… Соня. 

У меня уже глюки? Я уже чем-то успел закинуться и пускаю слюни в самом отстойном клубе города?

Она расплылась в широкой улыбке, и ее грудь соблазнительно подпрыгнула под маечкой. Но через секунду я заметил маячившего в проеме двери Давида с дополнительным комплектом наручников. 

- А мы к тебе в гости! - Радостно заявила Сонечка и… подмигнула.

Алекс. Соня

Я медленно сел на кровать, глядя на нее снизу вверх сощуренными глазами. Жадно ощупывая ее взглядом, трогая пока не руками, но уже жадно и голодно. Из-под футболки видно полоску мягкого живота, упругая грудь задорно натягивает ткань, тонкая шея и ключицы открыты в широком вороте. Схватить бы тебя, смять, сжать со всей силы, подмять под себя, накрыть всем телом и просто вдыхать твой запах, пока не сойду с ума. А когда сойду… 

Джинсы сидят на бедрах, мне кажется, или попа Сонечки стала пухлее? Сочная, упругая, так и манит подхватить, подсадить, вжать, рвануть пуговицы, развернуть и… 

Мой взгляд мечется по всему ее телу, отмечая круги под глазами и локон на шее, дрожь пальцев и искусанные губы. Ты под ним их кусала, шлюшка моя?! Под этим молокососом, что следует за тобой, позвякивая новым набором наручников. Вы собираетесь со мной развлечься по-взрослому, детки? 

Но разгорающееся в крови пламя, гнев, похоть, ярость, голод не дают мне спокойно подумать о том, зачем они сюда явились. Они явились, и все. Теперь настало мое время. Трахать и убивать. 

- Давид… - Соня отворачивается от меня, но ее ладонь взмывает в останавливающем жесте. Передо мной. Хочется одновременно вывернуть ее, загнуть за спину и опрокинуть мою любимую дрянь… и перецеловать каждый пальчик, всосать их по одному, глядя ей в глаза. - Давид, подойди. Это моя последняя просьба.

Были другие? Ухмыляюсь. Взгляд Давида почему-то упирается мне в пах. Да еще так упорно, что я и сам перевожу туда свое внимание. Что он там нового-то увидел? Стояк? Так нередкое вроде явление для мужика. Если его так удивляет, у меня для него плохие новости… 

На Сонечку у меня стоит всегда. Даже сейчас, когда я считаю ее шлюхой и предательницей.

Дрянью, променявшей меня на этого обсоса после всего, что я сделал ради нее… Но стоять стоит. Ух, как бы я ее наказал за предательство! Как жестоко отодрал бы, выдолбил бы во все дырки до потери сознания, а потом еще пару часов! 

От мыслей о наказании Сони путем посадки на кол, причем на мой кол, этот самый кол становится еще больше и покачивается уже угрожающе, и Давид смотрит на него почти со страхом. У него так херово с размерами, что сейчас удивляет мой?  Или что? 

Соня тоже ловит взгляд Давида, с удивлением его прослеживает до моего паха, вдруг застывает, глядя как ожидающее ее орудие пыток вздрагивает в предвкушении и… заливается краской. Узнаю мою девочку. Стеснительную шлюшку, которая сначала отнекивается, а потом так орет, что заглушает музыку на корпоративе и пугает соседей по улице. Она поднимает глаза и встречается с моим взглядом и предвкушающей ухмылкой. Облизывает губы быстрым язычком и судорожно вдыхает. Что, соскучилась по настоящему херу? Видел я, что там у твоего уродца над яйцами болтается, что за недоразумение. Небось и не чувствуешь ничего?

Но она продолжает шоу, ради которого пришла. Забирает из рук Давида наручники, пристегивает к нижней спинке кровати. Для ног, стало быть. 

И торжественно заявляет:

- Твоя жизнь в моих руках, Шалаев! 

Не спорю. Только это не жизнь и пока не в руках, но ты не тушуйся, хватай его. Лучше сначала ротиком. 

- Ты надо мной издевался, теперь я поглумлюсь! И устрою такое же веселье, как устраивал ты мне!

- То есть, дорогая моя, будешь неделю без перерывов доставлять мне лучшие оргазмы в моей жизни, приносить новый опыт, ласкать, любить до потери сознания и не отлипать от меня? Согласен! Давид, пристегивай! 

Я демонстративно вытянулся, протягивая руки и ноги к оковам. Но глядя при этом в глаза Соне. Блядь, проговорился про «любить». Ну, ничего. Не заметит. 

- Давид… - Сонины глаза не отрываются от моего лица, хотя я бы предпочел точку пониже. Но ей почему-то хочется смотреть мне в глаза. Очень пристально. Очень. - Давид, пристегни его.