Десять поворотов дороги

На удивление скоро после прибытия сполна насладившись столичным гостеприимством, путешественники поспешили выбраться наружу тем же путем, что вошли в город, — не хватало еще заблудиться в этих змеиных гнездах…

Обнаружив какую-то покосившуюся конюшню у Северных ворот, за место в которой драли фантастическую цену, они наконец высушили одежду и вдоволь наелись горячей жирной похлебки, от которой всех шестерых потянуло в сон.

Как оказалось (что бы никогда не пришло в голову жителю деревни), особо дорого было устроить на ночлег немолодую покладистую Клячу, за место для которой просили едва не больше, чем за всю остальную труппу, — не считая Аврил, которой тут же и не раз многие предложили ночлег, за который обещали заплатить сами.

Растянувшись на пахучем сене, они проспали так сутки напролет, наслаждаясь теплом и абсолютным покоем. Только изредка во дворе брехали собаки, да какой-то особо настойчивый петух гонялся за своим гаремом — судя по отголоскам скандала, безрезультатно и с потерями для себя.

Затем путешественники встали и основательно заправились беконом с тушеными бобами, пока глаза не полезли на лоб от сытости. (Важным открытием стало то, что, придерживая их ладошкой, можно съесть вполовину больше.)

После ужина все снова зарылись до носа в сено с твердой убежденностью никуда из него не выбираться до конца времен. Рай на земле вполне мог выглядеть как отгороженный досками угол в старой конюшне, плюс дымящийся котел с сытным варевом. И никакого расписания. Времена суток тоже пусть постоят в сторонке. И очень кстати, что тут вовсе нет окон. Отсутствие золотых канделябров, так и быть, скрипя зубами, перетерпим. Как и сортир во дворе — тоже мне проблема столетия…

* * *

— Утром надо разведать, что да как, — раздался в темноте голос Хвета. — Пора приниматься за дело, денег у нас не пропасть.

За перегородкой дернулась во сне лошадь.

— Спи уже, а, Хвет…

— Я выспался.

— О… — мученически застонала Аврил.

— Пройдем по площадям, место присмотрим, — присоединился к нему Бандон. — Тут, небось, еще платить придется, чтоб выступать дали…

— Бан, заткнись.

— Прости, Аврил.

— Надо найти ночлег подешевле. Этот урод-хозяин содрал с нас как за дворец! — возмутился Гумбольдт из своего угла, потягиваясь со скрипом и щелчками, будто кто-то ломал на части старую прялку.

— Заткнитесь вы все! Я хочу спать! — закричала Аврил, перепугав Клячу. Лошадь отчаянно заржала и ударилась боком в стенку.

— У-ук! — заявил о себе макак.

— Ты еще не выспалась? — сочувственно поинтересовался Гумбольдт.

— Сколько раз нужно сказать об этом?!

— Ладно, утром разберемся, что делать…

— Приятных снов.

— Ага.

После минутной тишины из темноты выдал тираду Хряк — оттуда, где, по разумению, никого не могло быть:

— Если кто пойдет в сортир, не наступите на меня. Тут у двери прохладнее… — толстяку вечно было жарко, и он искал, где бы прилечь на сквозняке.

— Сходим тебе на голову, — живо пообещал ему Гумбольдт.

— Поцелуй меня на ночь, безмозглая каланча, — ответил Хряк старому другу. — Ай-й-о!

— Еще слово, Хряк, и я кину в тебя поленом, — пообещала добрая фея Аврил, снова заваливаясь на подстилку.

— А это что было?!

— Первое полено.

— Ты мне чуть глаз не выбила!

— В следующий раз буду точнее. И заткнитесь вы все, ради всех богов! И ты тоже, Гум, — строго предупредила девушка, по звуку нащупывая следующий метательный снаряд.

— Я ничего и не говорил.

— Гум!

Тишина.

— Пойду пройдусь.

— Я с тобой.

Шаги и шорохи в темноте.

— Ай! Я же просил! Ты наступил мне на лицо, кретин!

— Проваливай с дороги, жирдяй, ты припер дверь.

— У-ук?

— Аврил, ты идешь с нами?

— Да!!!

* * *

Пока комедианты заняты разведкой ночного города, соберем часть разбросанных камней, ибо безусловным упущением со стороны автора является то, что мы еще ни разу не остановились на жизнеописании и чувствах весьма необычного молодого человека, каковым, бесспорно, является спасенный комедиантами оборванец, угодивший в яму в зарослях ежевики.

Не будем юлить: в его голове и без того, чтобы прибиться к странствующей труппе, хватало тараканов, жуков-древоточцев и других куда более крупных тварей. Скажем, он был одним из немногих, у кого там прогуливались бизоны и мамонты — к тому же стадами, тесня друг друга на тощих пастбищах.

«Такие рождаются раз в столетье», — далеко не всегда является комплиментом. В Трех Благополучных Прудах этакого чудака не было со времен первой хижины, сооруженной безымянным неандертальцем, и многие, включая родителей Кира, вздохнули с облегчением, когда тот решил покинуть дом, «направившись в мир в поисках себя».