На третьей встрече он сказал: получена телеграмма Чан Кайши. В ней говорится, что об этих конкретных вопросах можно будет договариваться непосредственно с Чан Кайши в Нанкине, если туда поедет Пань Ханьнянь в сопровождении Дэн Вэньи. Затем Пань Ханьнянь сопровождал бы Дэн Вэньи в поездке в северную часть провинции Шэньси, в уезд Баоань, в городок Ваяопу для переговоров с ЦК КПК. Если возникнут трудности в переговорах сторон, то они вдвоем возвратились бы в Москву к Ван Мину за помощью в разрешении возникших трудностей.
И. В. Сталин придавал исключительно большое значение переговорам между Гоминьданом и КПК. Уже после первого дня этих переговоров, он велел Ван Мину приехать в Кремль, пройти в комнату отдыха президиума проводившейся в то время сессии ВЦИК СССР, и доложить ему и присутствовавшим товарищам из Политбюро и Секретариата ЦК ВКП(б) о ходе переговоров. (С. 212.)
К сожалению, дальше случилось вот что. После третьего дня переговоров Ван Мин, как обычно, докладывал Димитрову (с участием Д. З. Мануильского) о ходе переговоров. Мануильский, который никак не мог поверить в действительное желание Чан Кайши и Гоминьдана сотрудничать с КПК в целях оказания сопротивления Японии, высказал категорическое несогласие с предложенными Чан Кайши методами продолжения переговоров. Он приводил в качестве основного аргумента свое неверие в гарантию безопасности для Пань Ханьняня. Он предложил потребовать у Дэн Вэньи, чтобы тот написал от имени Чан Кайши заявление о гарантии безопасности Пань Ханьняня, одновременно предоставив делегации КПК 300 тысяч долларов США в качестве залога.
Как Димитров, так и Ван Мин, были против этого предложения, но он многократно и решительно настаивал на том, чтобы при следующей встрече на переговорах выдвинуть предложенные им эти два условия в качестве пробы.
В результате, на четвертом заседании переговоров, Дэн Вэньи воспринял эти два условия не только как оскорбление Чан Кайши, ЦИК Гоминьдана и его лично, но и как показатель отсутствия элементарной искренности у КПК к переговорам между Гоминьданом и КПК о сотрудничестве в деле оказания сопротивления Японии. Это привело к разрыву переговоров, вследствие чего переговоры между Гоминьданом и КПК смогли возобновиться лишь во время «Сианьских событий» в декабре 1936 года. (С. 213.)
Итак, в 1935 году Ван Мин сумел выступить в роли подлинного руководителя Коммунистической партии Китая. Находясь в Москве, выступая в качестве представителя КПК в Коминтерне, получив поддержку своей позиции со стороны Сталина и Димитрова, Ван Мин оказался тем руководителем КПК, с которым Чан Кайши через своего представителя в Москве вступил в переговоры о сотрудничестве между Гоминьданом и КПК в интересах оказания отпора Японии.
Ван Мину удалось на этих переговорах добиться первых успехов. Возникла перспектива конкретизации достигнутых принципиальных договоренностей. Это предполагалось сделать на переговорах в Нанкине.
Однако Мануильский выступил против поездки представителя КПК Пань Ханьняня в Нанкин. Мануильский не верил в возможность согласия Чан Кайши пойти на сотрудничество с КПК. По настоянию Мануильского перед представителем Чан Кайши были поставлены условия, которые подвергали сомнению честность Чан Кайши. Именно и только по этой причине переговоры были прерваны в конце 1935 года.
Здесь важно подчеркнуть, что Сталин и Димитров поддерживали принципиальную позицию Ван Мина. Однако, очевидно, что Мануильский отражал, очевидно, присущую многим подозрительность по отношению к «классовому врагу», в частности, к Чан Кайши, и Мануильскому удалось настоять на выдвижении неприемлемых для Чан Кайши условий.
Все это свидетельствовало о сложности взаимоотношений и внутри Китая, и внутри Коминтерна, и внутри СССР.
В тоже время оказывалось, что Ван Мин сумел в условиях того времени выдвигать от имени КПК такие предложения, которые отвечали интересам нации Китая, были разумными и с точки зрения Сталина, и с точки зрения Чан Кайши.