Десятина

Оно камнем легло в желудке, и всепоглощающий голод вдруг отступил, уступая место пониманию. Корни сидел на корточках под деревом и прекрасно помнил каждое мгновение своего позора. Он смотрел на грязные руки, на испачканную одежду, слышал хохот фейри – и изо всех сил старался не разрыдаться, как мальчишка, от охватившей его беспомощности.

– Ну же, ну же, – пробормотал Нефамаэль, похлопывая его по плечу. Корни поднялся, стискивая кулаки. – Бедняжка Корнелиус. Ты такой хрупкий, мне даже страшно случайно разбить твое маленькое сердечко.

В голосе рыцаря слышалось довольство. И Корни ощущал, как, сам того не желая, отзывается на этот уверенный, глубокий голос, как стыд и смущение отходят на задний план, медленно, пока окончательно не затухают.

– Иди ко мне, малыш. Ты весь измазался. – Нефамаэль поманил Корни к себе.

Один взгляд в эти желтые глаза – и он сдался, сломался, как крошечная куриная косточка. Корни ступил в кольцо рук Нефамаэля, наслаждаясь уколами шипов.

Этой ночью пир проходил не так бурно, как в прошлый раз. Не было ни безумных скрипачей, ни неистовых хороводов. Не было ни фруктов, горами лежащих на блюдах, ни медовых кексов. Лишь шепот и приглушенный смех. Свет исходил только от жаровен, расставленных по залу, и от маленьких фейри, парящих над толпой.

Думать было трудно. Ноги замерзли, ступни неприятно ныли, ступая по земляному полу. Чары Королевы медленно спадали с нее, но чем больше они слабели, тем сильнее становился страх.

Скоро она умрет. И будет уже неважно, насколько замерзли ноги.

Впереди маячила спина Ройбена, серебряные волосы при каждом шаге ртутной волной скользили по его плечам.

«Нет, я не умру, – напомнила себе Кайя. – Это всего лишь игра. Всего лишь игра. Друзья спасут меня».

Неосознанно она прикоснулась кончиком пальцев к губам, таким непривычно мягким и припухшим. Слишком хорошо Кайя помнила настойчивость его губ, их нежность и тепло, но также помнила и выражение лица Ройбена, когда в дверь постучали, – ужас, возможно, даже отвращение. Она покачала головой, проясняя мысли, но лучше не стало.

Часть гостей, мимо которых она проходила, с жадностью смотрели на ведомую жертву. И она задумалась: как столько свободных фейри смогут поделить то, что от нее останется?

Кайя глубоко вдохнула холодный осенний воздух, потом еще раз и еще. Нет, это уже не смешно.

Пальцы Ройбена впились в ее руку повыше локтя. Рыцарь вел жертву мимо существ одновременно прекрасных и уродливых. Земля под босыми ногами была влажной, чтобы успокоиться, Кайя постаралась сконцентрироваться на этом ощущении.

Королева стояла в центре большого круга, напоминающего серебристую танцплощадку. Состояла она из нескольких частей – с выгравированными изображениями связанных людей и фейри, – подогнанных друг к другу, словно кусочки пазла. В центре круга отчетливо виднелись искусно изукрашенные кандалы, прикрепленные к толстым коротким цепям. В отличие от серебряной поверхности пола, кандалы и цепи были железными. От них пахло железом.

Слои прозрачного черного одеяния Никневин развевались на ветру. Самый длинный слой, шлейф, в трех местах поддерживали слуги из гоблинов. Жесткий воротник платья вздымался над ее головой, как полупрозрачный черный гребень. Кайя зацепилась взглядом за этот воротник, позволила ему подняться к багряным волосам Королевы, уложенным вокруг ее головы. Смотрела куда угодно, лишь бы не видеть эти смертоносные синие глаза.

Ройбен припал на одно колено. Кайе не нужно было особое приглашение, она опустилась на землю вслед за рыцарем.

– Поднимитесь, – проговорила Королева.

Кайя и Ройбен встали. Королева нетерпеливо взмахнула рукой, отпуская рыцаря. На мгновение он замешкался, а затем приблизился к Королеве и вновь опустился на колено.

– Я готов сделать все что пожелаете, если отпустите ее, – проговорил Ройбен так тихо, что слова его могли расслышать лишь они трое.

Он стоял на коленях, опустив глаза, устремив взгляд то ли на земляной пол, то ли на обутые в туфельки ноги Королевы.

Искренность в его голосе пугала. Просить такое – опасно. Неужели таким образом Ройбен пытается вернуть одному ему ведомый долг? Неужели он считает, что обязан спасти ее всего из-за одного поцелуя?

Никневин погладила Ройбена по волосам. Голос ее был столь же спокоен и тих, но в глазах сияло жестокое наслаждение. Она смотрела над его головой, куда-то в темноту за границами поляны.

– Разве это не твоя обязанность, делать все, что я пожелаю? Разве есть в тебе еще что-то, что не принадлежит мне?

Тогда Ройбен поднял голову, заглядывая в синие глаза Королевы Неблагого двора. Кайе хотелось закричать ему, предупредить, хотелось сделать хоть что-нибудь, чтобы оторвать его от этих глаз, но время словно застыло, и она не могла даже пошевелиться.

– Могу ли я предложить вам свой энтузиазм? – спросил Ройбен. – Вы часто жалуетесь, что мне его не хватает.

Губы Королевы дрогнули, изгибаясь. Почти улыбка, но лишенная и намека на радость.

– Увы, но нет. Твое своеволие мне даже нравится.

– Должно же быть хоть что-то, – настаивал Ройбен.