Десятый дневник

Сыплется с неба рождественский снег,
словно его заказали;
как ни хорош мне назначенный век,
я – на последнем вокзале.

* * *

Никак не умолить судьбу коварную:
по-прежнему люблю я женщин милых,
но помощь оказать гуманитарную
уже я им, к сожалению, не в силах.

* * *

Я не умру от старых ран —
не ведал я сражений;
я просто чахлый ветеран
словесных извержений.

* * *

Нисколько не нуждаясь в подтверждениях,
пускай опровержений до черта,
жестокая упёртость в убеждениях —
исконная еврейская черта.

* * *

Я стар, как высохшая хвоя,
и о грядущем не гадаю,
но величавого покоя
пока в себе не наблюдаю.

* * *

Я утешение нашёл
с весьма простецкими словами:
всё будет очень хорошо,
но много позже и не с нами.

* * *

Мои ровесники – на пенсии,
семья им очень дорога,
а жёны их – уже не персики,
хотя ещё не курага.

* * *

Ни льготы я, ни скидки не просил,
судьба текла, как было ей назначено;
когда с годами меньше стало сил,
я понял, что за всё уже заплачено.

* * *

Снова проснёмся мы свежими, сильными,
словим хозяйское хлёсткое слово,
бодро хвостами помашем ослиными
и под поклажей ссутулимся снова.

* * *

Судьба, фортуна, провидение,
стеля дорогу, ставя сети,
диктуют наше поведение
на этом дивно грешном свете.

* * *

Человек растлевается страхом —
а в России таких изобилие, —
ощущая и сердцем, и пахом
уязвимость свою и бессилие.

* * *

Поскольку был рождён в сорочке,
живу я в полной безмятежности
по поводу большой отсрочки
от вековечной неизбежности.

* * *

Насчёт житейского спектакля
могу сказать, печаль не скроя:
волос моих седая пакля
уже не даст играть героя.

* * *

Я рифмую мысли мои куцые,
мне следить и лень, и недосуг,
как везде вершатся революции
к радости пришедших позже сук.

* * *

В любом народе много черни —
любых сословий, всякой масти.
Они то ползают, как черви,
то дорываются до власти.

* * *

Сполна живу я, когда сплю,
и неустанно поражаюсь:
во сне кого-то я люблю,
а с кем-то яростно сражаюсь.

* * *

Коплю года свои послушно,
и часто думаю сейчас:
природа к нам не равнодушна —
она с трудом лишь терпит нас.

* * *

Идёт к концу мой долгий ужин,
прощаюсь я с людским кишением;
а то, что дальше будет хуже,
мне странно служит утешением.

* * *

Все резоны, факты, аргументы,
звенья и узлы цепи логической —
мелкие обрывки киноленты
о безумной жизни хаотической.

* * *

Я много книг хочу прочесть,
пока читать дано.
Ещё и время вроде есть,
но тикает оно.

* * *

Теперь хожу я осторожно,
как ночью в доме ушлый тать:
в мои года уже не сложно
так наебнуться, что не встать.

* * *

Простился я с мечтами исполинскими,
оставил выживания науку,
и сволочи с устами херувимскими
развеивают пусть людскую скуку.

* * *