Деспотизм Востока. Сравнительное исследование тотальной власти

Но Мао не дурак. Он и его последователи никогда не считали себя лидерами крестьянской партииu, чьи действия были мотивированы и ограниченны интересами деревень. Когда обстоятельства гражданской войны заставляли китайских коммунистов работать в сельской местности, они всегда предполагали вернуться в города. И когда они завладели городами, то сделали именно то, что большевики сделали после Октябрьской революции. Они восстановили, укрепили и развили все промышленные отрасли; они особенно стремились контролировать современное производство и механизированные средства связи. Таким образом, они были так же мало заинтересованы в азиатской реставрации, как и бюрократическая элита советского аппарата.

Учитывая должным образом особенности своей родины, находившейся в положении отсталой и полуколониальной страны, китайские коммунисты быстро установили новый полууправленческий строй, который отличается и по структуре, и по целям развития от полууправленческого строя аграрного деспотизма. Последующая коллективизация в сельской местности, при которой распределение земли осуществлялось более быстрыми темпами, чем это было в СССР, показывает решимость китайских коммунистов в том, чтобы без промедлений двигаться от полууправленческого к тотальному управленческому строю. Какими бы отклонениями ни сопровождалась эта гигантская операция (таких отклонений много, и иногда они являются пугающими), не вызывает сомнений основная тенденция к кристаллизации тоталитарной системы власти, экономики и классовой структуры.

u Латтимор утверждал, что в течение десяти лет, предшествовавших Японо-китайской войне, китайские коммунисты, отрезанные от городов и лишённые связи с городскими рабочими, стали крестьянской партией.Назад

10.C. Куда движется Азия?

По очевидным причинам создание коммунистического режима в Китае повлияло на колониальные и бывшие колониальные страны Востока гораздо более непосредственно, чем создание СССР. Россия, в которой власть захватил Ленин, казалась восточным (Eastern) наблюдателям европейской страной, одной из тех, которые до недавнего времени осуществляли империалистический контроль над бескрайними просторами Азии. Китай, в котором власть захватила партия Мао, по-прежнему считался страной Востока, одной из тех, которые серьёзно пострадали от западного и японского империализма.

Конечно, сторонники коммунистического антиимпериализма взывали к национальным революционерам Азии и до того, как китайские коммунисты захватили материковую часть Китая. Советский Союз установил дружественные отношения с Турцией Ататюрка ещё в 1920 году и с Сунь Ятсеном и его кантонским правительством в 1923 году. А Неру выделялся на организованном коммунистами Первом съезде Лиги против империализма в Брюсселе в 1927 году.

Но хотя в 1920-е годы азиатские национальные революционеры были способны игнорировать советское завоевание Грузии и Туркестана, они не могли оставаться полностью слепыми к экспансии Москвы в Восточной Европе после Второй мировой войны и особенно к оккупации Пекином Тибета, большой страны во Внутренней Азии, чьё право быть свободной Мао Цзэдун публично признавал в 1930-е годы. Они ответили на эти действия, обратившись к идеям полуантиимпериализмаa, чьи сторонники всегда готовы атаковать шаткие силы старого, теряющего влияние капиталистического империализма, тогда как тотальную колониальную политику коммунистической России и коммунистического Китая критикуют с неохотой.

Такое поведение ясно показывает, что враждебность по отношению к западному империализму есть лишь одна из причин популярности коммунистических режимов в некоммунистической Азии. Другой чрезвычайно веской причиной является тяга к коммунистической системе управленческого этатизма и восхищение ею.

Политолог, принимающий во внимание только формы правления, может утверждать, что после освобождения большинство некоммунистических стран Востока признавали парламентскую форму правления только на словах и что в некоторых азиатских странах, таких как Индия, ведущие политические деятели очень серьёзно относятся к своим демократическим взглядам. Совершенно верно. Но политолог, глубоко исследующий феномен власти, знает, что в различных институциональных условиях одна и та же форма правления может иметь совершенно разные сущности. Римский сенат в пору расцвета республики имел мало общего с правительственным органом, который, называясь так же, действовал во времена империи; и сентиментальная забота Августа о славных традициях Рима не восстановила республику, ибо Август был достаточно осторожен и сохранил верховный центр власти вне действовавших органов управления и над ними.