Детектив для уютной осени

– Мать твою двадцать! – заорал Василий Васильевич в сторону моря. – Хватит! Хватит надо мной издеваться!.. Кто тут есть, выходи!

Море заглушило его вопль, ветер унес его. Меркурьев понимал, что на маяке никого нет – возможно, кто-то и был, но сейчас, в эту минуту, он тут совсем один, и это не лезло ни в какие ворота!

Он видел свет. Он слышал музыку. Он даже чувствовал запах кофе!..

Возможно, все это какие-то сложные галлюцинации – наведенные, как выражается Мура, – но и в собственные галлюцинации Меркурьев не верил! Кто и где мог подмешать ему в еду галлюциногены?.. Вчера в гостинице «Чайковский»?!

На всякий случай он еще раз обошел площадку с тем же результатом.

Василий Васильевич махнул рукой изо всех сил, плюнул и стал спускаться. Пробежав поворот, он остановился и оглянулся.

Волосы у него на голове зашевелились.

Маленькой дверцы, из которой он только что выбрался на свет, не было.

Меркурьев с силой набрал в грудь воздуха и так же, изо всех сил, выдохнул. Поднялся на несколько ступенек и спустился вновь. И опять поднялся. Он точно знал, что здесь была дверь, и он только что из нее вышел!

Никаких следов.

Он долго шарил пальцами по камням, приседал, вставал на колени и в конце концов нашел!.. Он нашел замурованный намертво проем, который только что был дверью. Ни петель, ни ручки, ни малейшего зазора, только почти незаметная арка свидетельствовала о том, что в стене есть лаз.

Меркурьев сел на ступеньку и посидел немного. В голове у него было пусто. Потом стал медленно спускаться.

На этой лестнице было светлее, из узких и длинных окон, похожих на щели, сочился хмурый свет, и вскоре Меркурьев оказался внизу.

Здесь тоже не было никакой двери, но Василий Васильевич нашел ее, точно такую же арку в стене, и больше ничего.

Меркурьев ощупал все камни вокруг арки – они были холодны и неподвижны, – а потом потер лицо.

Что происходит?

– Я сошел с ума, – сказал он и прислушался.

Где-то играла тихая струнная музыка и сильно пахло кофе.

Стараясь не шуметь и не делать резких движений, Меркурьев трусливо, как крыса, пробежал к окну, поминутно оглядываясь, подтянулся, взобрался на подоконник и спрыгнул вниз.

Меркурьев проскакал по камням, выскочил на «променад» и помчался так, словно должен был убежать от чего-то настолько страшного, что при одном взгляде на это может оборваться жизнь.

Он мчался, мечтая спастись, добежать до людей, до своего привычного мира, который казался сейчас таким надежным – в нем действовали формулы, существовали понятные законы, в нем Полинезия находилась на своем месте и никому не пришло бы в голову в этом сомневаться!

Он влетел в дом, захлопнул дверь и запер ее на чугунную задвижку. Немного помедлил и подергал, надежно ли заперта.

– Что это с вами? – спросил за спиной низкий голос, похожий на бордовый шелк, и Василий Васильевич подпрыгнул, словно укушенный скорпионом.

Лючия засмеялась:

– Доброе утро! – Она обошла его и взялась за ручку двери. – На вас лица нет, где вы его потеряли?

– Не ходите туда, – отрывисто сказал Меркурьев. – Там… я не знаю, что там.

Лючия взглянула на каменную террасу с балюстрадой. Левой рукой она поправляла на правой тесную перчатку.

– Там? – уточнила она. – Там осеннее утро на Балтике. Я хочу прогуляться. Ваш жуткий приятель притащил блохастую собачонку. По-моему, уличную. Она чешется на ковре посреди гостиной, и от нее воняет. Мне нужно на воздух.

Василий Васильевич беспомощно смотрел на нее. Она еще повозилась с перчаткой, потом подняла на него глаза:

– Ну что же вы! Откройте мне дверь!

Он открыл.

Лючия вышла и неторопливо пошла по брусчатке.

– Не ходите туда, – прошептал он ей вслед.

Из столовой неслись веселые утренние голоса, и он вдруг стал их слышать. До этого в голове не было никаких звуков, кроме рева собственной тяжелой крови и ударов перепуганного сердца.

Меркурьев бросился на звук, и когда он влетел в столовую, все вдруг повернулись к нему, и разговоры смолкли.

Первой пришла в себя Нинель Федоровна. Она поставила на буфет поднос с кофейником и молочником и прижала руки к груди.

– Ва-ася, – протянула она жалостливым голосом.

Мура поднялась из-за стола, стремительно подошла и посмотрела ему в лицо.

– Ты что, с ума сошел? – спросила она, и голос у нее дрогнул. – Что у тебя с лицом?

– Я сошел с ума, – согласился Василий Васильевич.

Стас присвистнул. Вчерашний пес, который на полу лакал что-то из блюдца, оглянулся, отдуваясь, и громко гавкнул на него.

Саня переглянулся с Кристиной, тоже подошел и заглянул Василию Васильевичу в лицо.

– Ты че, братух, совсем уделался, что ли, на почве спортивных достижений?

– Давление ему нужно померить, – сказала Софья и откусила бутерброд. – Аппарат есть?

– Конечно, – растерянно ответила Нинель, – сейчас принесу!

Емельян Иванович Кант поклонился из своего угла и сказал, что разумная гигиена жизни – залог долголетия, а непомерные нагрузки, напротив, сокращают жизнь.

– Вася, – позвала Мура. – Посмотри на меня.

Меркурьев посмотрел. Она взяла его за руку.

И словно что-то случилось!..