Детектив и политика 1990 №4(8)

— A-а, румын этот? Гипертоник, как и я.

Доктор энергично потирает руки.

Я отношу Сильвио воду и возвращаюсь. Доктор перелистывает томик, пока не доходит до заложенной страницы.

— Вот, — говорит он, — читаю Бабеля, чтобы русский язык не забывать. Ах, какой у него язык, какой умнейший человек! И все-таки, — доктор поднимает указательный палец, — я с ним не согласен. Вот, послушайте:'"Но разве со стороны Бога не ошибкой было поселить евреев в России, чтобы они мучались, как в аду, — читает он раскатистым баритоном. — И чем было бы плохо, если бы евреи жили в Швейцарии, где их окружали бы первоклассные озера, горный воздух и сплошные французы? Ошибаются все, даже Бог". А я вам скажу, что Бог не ошибся. Потому что, если бы Он поселил евреев в Швейцарии, то они были бы швейцарцы или французы, но уж никак не евреи. Да-с.

— А разве в России евреи не стали русскими?

— А им не дали, — спокойно замечает доктор. — И я повторяю, что Бог не ошибся: он поселил евреев в России, чтобы они там остались евреями. Вы посмотрите, где сейчас еще есть настоящие евреи? В Америке? В Европе? Их даже в Израиле нет! Только в России и сохранились.

— Так, по-вашему, им, что же, и ехать сюда не стоит? Получается, там они — евреи, а тут — вообще никто?

— Почему не стоит? Стоит. Вот мы с вами приехали, и хватит.

— Ну, это уж совсем свинство! Что значит "хватит"? А других вы что, в Израиль не пустите?

— Каких "других"? — горячится доктор. — Эти "другие" уже в Америке сидят! И слава Богу, я вам скажу, что есть "нешира"[11]. Без нее тут бы конец света был. Вы только подумайте, разве Израиль может принять два миллиона русских евреев? Это с нашим-то экономическим положением? Куда их деть? В Синай послать? Так мы уже и Синай отдали. Вот это была ошибка, я вам скажу. — Указательный палец снова взлетает вверх. — Это была трагическая ошибка!

Доктор толкает ногтем свой маген-давид, который начинает качаться над его животом, как маятник.

— Да, — вздыхает он, — если бы Бог захотел, он из Ближнего Востока рай сделал бы, сады Эдема! С арабской нефтью и еврейскими мозгами тут бы такое было!

— Рай — не рай, зато нет антисемитов. И, если бы нас было не три, а пять миллионов…

— А, бросьте, — перебивает доктор, — это все пропаганда. Дело не в количестве. Какое население в Монако? Или в Люксембурге? А как они живут? А?

Я не успеваю ответить, как в дверь заглядывает Цвика и устремляется ко мне.

— Ну, как ты? Жив? А где Сильвио?

Я тычу через плечо большим пальцем.

— Спит.

— Тогда пошли, — торопит Цвика, — а то машины не будет.

— Заходите, — говорит доктор по-русски. — Может, у вас что почитать найдется?

— Только по-английски.

Доктор разводит руками:

— Еще не научился. Ну, все равно заходите. Поболтаем.

В палатке я сметаю с койки песок, и вместе с ним со спальника срывается крупный скорпион. Автоматы валяются на койках и торчат из-под матрасов. В углу, открыв рот, спит Эзра: ни дать ни взять — мертвец.

Цвика накручивает номер своей Рути, а я валюсь на койку. Снять ботинки — подлинное блаженство. Расшнуровать их, сбросить носки, вытянуться и пошевелить пальцами ног. Еще, еще и еще раз, пока затекшая ступня не отойдет. Уверяю вас, что это и есть блаженство. Если не верите, попробуйте сами, а потом скажете, прав я или нет.

Надо мной дыра в брезентовом конусе. Я почему-то вспоминаю купол римского Пантеона, который мы с женой осматривали в прошлом году. Через большое отверстие в куполе проходят солнечные лучи и наискось разрезают полутемный зал, ударяясь о гулкий, каменный пол. Как хорошо было в Риме, среди высоких зданий, площадей, мостов, соборов и музеев, гранита и мрамора! Как радостно было хоть на несколько дней вернуться в мир памятников, статуй, колонн и барельефов. В Израиле нет даже гипсовых уродов, населявших в Москве все порядочные скверы и парки.

За этими воспоминаниями я незаметно задремал. Меня разбудил громкий спор. Рядом со мной стоит Авраам и втирает в волосы какую-то мазь.

— Ты их бензином трави! — внушает ему Шуки.

— Знаешь, сколько такая мазь в городе стоит? — ухмыляется Авраам. — Тыщу лир! Понял? А мне доктор бесплатно дал!

— Выкинь ты эту мазь! — настаивает Шуки. — Я тебе говорю, что вшей только бензин берет!

— Да где я тут бензин возьму? — отмахивается Авраам.

— Вечером ужинать поедем — сходи к заправщикам, они тебе отольют.

— Ссаки они ему отольют, а не бензин! — раздается голос Эзры. — Они вечером все закрывают и к девкам из военной полиции идут. Ух, какие там "куски" есть!

— Эй, джинджи[12], — окликает Ури Циона, — который час?

Цион не отзывается. Он вынимает из сумки маленький молитвенник, выходит из палатки, внимательно осматривается и поворачивается в сторону Иерусалима.

Через несколько минут он уже качается в нарастающем трансе, бормоча себе под нос неразборчивые слова. Среди этой протяжной мелодии я различаю только одно — АДЕНОЙ[13] — которое Цион выделяет, переливая его из строки в строку и повышая голос. Кончив молиться, он целует твердый, кожаный переплет, сует молитвенник в сумку и тихо ложится на свою койку.