Детектив и политика 1991 №1(11)

— Мы пригласили их сюда, полковник Пеньковский, для того чтобы вы знали: вы — желанный гость и находитесь среди друзей!

По отношению к советской делегации тоже следовало проявить гостеприимство, хотя и по другим причинам. В течение двух дней мы осматривали достопримечательности. И какие это были достопримечательности для русских, никогда прежде не выезжавших за пределы Советского Союза! Рестораны и магазины казались им сошедшими со страниц самых пленительных сказок, и, хотя их скудные суточные не давали возможности развернуться — все шестеро счастливо улыбающихся русских охотились главным образом в "Вулвортсе"[27], на Оксфорд-стрит, — они активно изучали витрины и делали самые экстравагантные мысленные покупки на Бонд-стрит[28], особенно в "Хэрродзе[29]. Реально там отоваривался только Алекс, получивший множество заказов — и кучу денег — от генералов и их жен в Москве. Он покупал кинокамеры, электробритвы, духи, туалетную воду, дезодоранты и шелковые чулки — десятками пар. Именно тогда, обремененный многочисленными пакетами и свертками, он впервые простонал (эту фразу я потом часто от него слышал): "О мой народ, мой бедный народ!" При этих словах я вспоминал жалкие витрины и прилавки московских магазинов.

Маршрут поездки делегации включал посещения заводов в Вулвергемптоне, Уэст-Хартлипуле, графстве Дарем, Бирмингеме, Шеффилде, Лидсе, Манчестере, Слау и Лондоне. Все было заранее согласовано с разведкой. Для того чтобы дать "работу" одному из членов делегации, которому Павлов из советского посольства вручил фотоаппарат, в цехах некоторых заводов на самое видное место выставили привлекательного вида, но не представляющее никакой ценности оборудование. Было забавно наблюдать за этим человеком, постоянно ищущим предлоги, чтобы со спрятанным в кулаке фотоаппаратом отойти в сторонку — поближе к станку, который специально для него и был поставлен.

Алекс с удовольствием принял участие в этой игре: на вопрос Павлова, может ли "буржуй" Винн за взятку, "используя свои контакты", раздобыть нужные Советскому Союзу детали компьютеров, Алекс ответил, что нет ничего проще. Когда он мне об этом рассказал, я затребовал устаревшую модель нужного типа, которую собственноручно передал Алексу во дворе советского посольства. Взятка исчислялась суммой в пятьдесят фунтов. Алекс вручил их мне, а я — британской разведке, которая попросила меня оставить их за труды.

С деятельностью советской делегации все обстояло благополучно. Ее члены сновали всюду, как воробьи. Алексу же не терпелось снова вернуться в операционный центр, где он мог разгрузить свою переполненную память.

Наши дни были загружены официальными делами: посещениями заводов и промышленных выставок, а ночи — опросами и инструктажем в операционном центре. Пока члены советской делегации спали, Алекса тайком доставляли в упомянутый мной дом, где он почти всю ночь разъяснял и уточнял информацию, содержащуюся как в тех документах, которые он переслал со мной, так и в тех, которые в большом количестве привез сам. В своей прекрасно натренированной памяти он хранил множество секретных сведений о деятельности и организации советской разведки, вооруженных сил и гражданского сектора.

Хотя он и получил необходимую для разведчика подготовку, ему еще предстояло многому научиться: пользоваться мощной рацией с высокочувствительным приемником, чтобы поддерживать связь с Лондоном, освоить процедуру шифрования и нашу новейшую микрофотоаппаратуру. Я редко присутствовал на этих занятиях, но наши эксперты сказали мне, что у них никогда не было более способного ученика. Одержимый идеей свободы для своей родины, Алекс проявил фантастическую работоспособность. Часто только приказ врача мог заставить его лечь спать.

Эта любовь к свободе была стержнем, сутью его личности. Когда нам выпадало немного свободного времени, он не переставал говорить о том, что люди в нашей стране вольны сами распоряжаться своей жизнью. В Бромптонской римско-католической церкви в Лондоне он целый час наблюдал за молящимися. "Может быть, религия и не дает ответа на все вопросы, Гревил. Да, я уверен, что не дает. Но, по крайней мере, она свободна, она существует не по указке государства. И потом, религия несет в себе какие-то принципы, нечто такое, что помогает жить. А в нашей стране ничто не может существовать без дозволения государства!"