— Да, Луис. Он умер… точнее, его убили. Ты знаешь, кто его убил, Паулино?
— Да… — Он открыл и закрыл рот.
Я наклонился совсем близко.
— Кто?
Как только он пытался заговорить, с губ стекала красная слюна, рот открывался и закрывался, как у большой рыбы, выброшенной на берег.
— Я… я ему… говорил, что ты мой друг, а… Ванесса… Ванесса…
— Ее убил Португалец. Кто убил Луиса?
— …тебя нет… я ему говорил… тебя нет…
— Я знаю, Паулино. Ты сказал Португальцу, чтобы он меня не убивал. Ванессу он прикончил, введя ей в вену героин, а меня не стал убивать, потому что ты не велел. Я знаю.
Подобие улыбки скривило его кровоточащий рот.
— Паулино, я хочу знать, кто убил Луиса Роблеса, Луисито. Ты помнишь Луисито Роблеса?
— Луисито… да… Сначала он сказал "да", потом "нет"… и…
Большой сгусток черной крови мягко скатился изо рта на его подбородок, потом на грудь, окрасив рубашку в новый тон. Он широко открыл и сразу же закрыл глаза. Сильные конвульсии свели тело, затем он обмяк. Голова скатилась набок, между ног стало растекаться темное пятно.
Я выпрямился. Не очень-то приятно наблюдать агонию человека.
Возможно, Дельбо и Сорли застали его в спальне и там избили. Паулино не был слабаком, он, конечно, защищался, но они его били со знанием дела и добили. А потом оставили медленно умирать. Они даже не попытались вызвать врача. Паулино добрался ползком от спальни до середины коридора. На это у него ушли последние силы.
Я поднял уцелевший стул и сел. Закурил сигарету. Было четыре часа утра. Усталость свалилась на меня, сил не было.
Наверно, я сидел так около часа, выкурив за это время пять сигарет. Успокоившись немного, я встал и подошел к Паулино. Тело уже начало остывать.
Только тогда я заметил, что у Паулино были волосы. Красивый темно-каштановый парик сдвинулся немного набок. Он ему очень шел. Как это я раньше не обратил внимания. Ведь у Паулино не было волос, в армии его звали Лысый.
Он не должен умереть со сдвинутым набок париком. Это было бы смешно.
Одной рукой я осторожно приподнял его за шею, а другой поправил красивый парик. Мечта всей его жизни. Из-под парика что-то торчало. Это что-то находилось между уже безжизненной головой и париком. Я потянул за край. Клочок сложенной вдвое, пропитанной потом бумаги.
Положив голову Паулино на пол, я встал, держа в руках клочок бумаги. Потом развернул его.
Это была квитанция фотолаборатории на улице Монтеро.
Срок исполнения завтра. То есть сегодня. Паулино должен был получить сегодня пленку.
Дельбо унес не все фотографии.
Цвет грузовика на фотографии был неопределенным. Задний борт кузова опущен, к нему приставлен скат, по которому спускаются коровы. Все затянуто облаком пыли, придававшей фотографии несколько фантастический вид. Коровы большие, старые и испуганные.
Всего снимков было двенадцать, большая часть нечетких, плохо сфокусированных. На фотоконкурс их бы не взяли. На десяти были видны те же коровы и тот же грузовик, и только два показались мне интересными. На одном можно было разглядеть группу людей, с улыбкой позировавших фотографу на фоне великолепных, чистых загонов для скота, в которых стояли толстые, гладкие телята, похожие на откормленных детей из обеспеченных семей. Другой снимок был сделан в том же месте, но уже в другое время, и люди были иные.
Вместо откормленных телят на земле валялись разные животные: ослы, старые козы, вялые овцы, коровы, у которых уже не было сил подняться. Двое мужчин со смазанными лицами улыбались, сидя на ограде загона.
Я перемешал фотографии, как колоду карт, и снова разложил их на столике. Рядом лежали негативы.
Зазвенел телефон, прервав мои размышления о коровах, ослах, Луисе и Паулино.
Звонил Дартаньян. У него был отлично поставленный голос.
— Это надо сделать сегодня ночью, Тони. У меня все готово.
— Сегодня? Послушай, Рикардо, деньги еще у Драпера и…
— Отдашь в другой раз, — перебил он меня. — Чем раньше сделаем, тем лучше.
— У тебя есть ключи?
— Да.
— Аппарат?
— За кого ты меня принимаешь?… Слушай, Тони, я не хочу тянуть… Или сегодня ночью, или забудь обо мне.
— Ну что ты обижаешься, Рикардо. Учти, тебя ждет куча денег. Как тебе удалось?
Он помолчал.
— Выдал себя за поставщика бронированных дверей, что, впрочем, не так уж далеко от истины. — Он рассмеялся. — Дверь в квартире — высший класс, круглый французский замок фирмы "Дорадо Пассо" с двойной блокировкой. В подъезде замок ерундовый, его можно открыть пилочкой для ногтей. Но план придется все же изменить. Мы должны встретиться.
— Хорошо. Когда тебе удобно?
— В полчетвертого.
— Я зайду.
— Мне не хочется, чтобы ты приходил ко мне. Тони… Лучше я к тебе приду ровно в три.
— Как хочешь.
— И еще одно. Это будет последняя услуга, которую я тебе оказываю… Я не хочу тебя больше видеть.
— Понятно.
Он бросил трубку. Было семь часов вечера, еще не стемнело. Я снова уселся на софу перед столиком, на котором были разложены фотографии.