Видок дезертировал в третий и последний раз. Под чужими именами он стал вести беспорядочную жизнь, заполненную главным образом любовными приключениями и карточной игрой (вероятно, нечистой). Любовно-картежные дела в один прекрасный день привели его в Париж. В разукрашенном гирляндами и лампионами Пале-Руайяле теперь прожигали жизнь нувориши; за игорными столами в многочисленных кофейных домах проматывались целые состояния. Видока, знавшего в этом толк, поразило, с какой тонкостью работают парижские шулера, — пожалуй, это было его главное парижское впечатление.
По возвращении в Лилль Видок попал в историю, которая для него оказалась поворотной. Сама по себе эта история в передрягах буйного аррасца была событием заурядным: он всего-навсего учинил драку. Не слишком серьезным было и наказание: три месяца тюрьмы. Но уже находясь в тюрьме, Видок взялся способствовать побегу одного из заключенных, приняв участие в изготовлении необходимого для этой цели фальшивого документа (такое преступление каралось по действующему законодательству весьма сурово). Побег не удался, соучастие было раскрыто, и Видоку предстояло усесться на скамью подсудимых вторично. Между прочим, пытавшийся бежать заключенный был осужден на шесть лет только за то, что украл несколько буассо зерна для голодавшей семьи (этот эпизод, слегка его изменив, В.Гюго сделал завязкой "Отверженных").
Не дожидаясь нового суда, Видок бежал из тюрьмы, переодевшись в добытый им с чьей-то помощью мундир комиссара полиции. Спустя несколько дней его поймали. Он опять бежал, улучив момент при перевозке в другую тюрьму, и опять его поймали. Так начинается целый каскад необычайно дерзких побегов, о которых он, видимо, достаточно правдиво (что подтверждается другими свидетельствами) рассказывает в "Мемуарах". Вырвавшись на свободу, Видок не спешит укрыться в надежном убежище, напротив, будто играя с тюремщиками в кошки-мышки, появляется в городских трактирах и даже прогуливается перед полицейским комиссариатом. Бравада, озорство приводят к тому, что его водворяют за решетку каждый раз на более жесткий режим.
Не всякая попытка бежать удавалась Видоку. Одна из них кончилась тем, что, пытаясь пролезть через узкий пролом в стене, он прочно застрял и вынужден был звать на помощь. В другом случае он, будучи посажен в одиночную камеру, два месяца потратил на подкоп, но ошибся в расчете: тюрьма стояла на берегу реки и выход пришелся как раз под воду. По свойству сообщающихся сосудов река устремилась в прорытый ход, а Видок принялся барабанить в дверь, откуда, к великому изумлению тюремщиков, вдруг хлынула вода. В третий раз Видок пытался организовать групповой побег заключенных, а когда он не удался, подбил их на бунт. Бунт был подавлен, а зачинщик жестоко избит и брошен в кишевшую крысами подземную темницу.
В феврале 1797 года состоялся наконец суд, который приговорил Видока к восьми годам каторги. В кандалах, он был отправлен с очередным конвоем в Брест. И конечно, сразу же стал помышлять о новом побеге.
Читая у Видока о веренице его побегов, сегодня дивишься не только его смелости и находчивости, но порою и ротозейству тюремщиков. В нашем XX веке мы хоть это твердо знаем: тюрьма есть тюрьма и убежать оттуда почти невозможно. Но все же и в те времена побег из тюрьмы был делом непростым и, наверное, не столь уж часто удавался, иначе не принято было бы по каждому такому случаю палить из пушки.
Из Бреста Видоку удалось бежать лишь со второй попытки. Работая в порту, он сбросил заранее перепиленные кандалы, незаметно вошел в воду и, ныряя и лавируя между стоявшими у причала судами, вплавь добрался до безопасного места. Когда грянул пушечный выстрел, он был уже далеко.
В лесах Вандеи Видок вступил в банду шуанов, одну из последних; потом помог прасолу, тоже шуану, в перегоне скота до Парижа. Из Парижа стал пробираться на родину, в Аррас, а оттуда — в Голландию. Весь этот долгий маршрут перемежается всякого рода рискованными приключениями. Внешний рисунок жизни Видока настолько затейлив, что приходится ограничиваться монтажом отдельных его кусков, чтобы составилось хотя бы самое общее впечатление от этой калейдоскопической авантюры.
Вот он идет пешком в Голландию в платье… монахини-бенедиктинки, ночуя в обителях, а днем торгуя по дороге святыми мощами. И почти у самой голландской границы, в окрестностях Лилля, ему приходится уносить ноги от расквартированных здесь солдат, позарившихся на плечистую "сестру Франсуазу".