Время было тяжелое, поэтому репортеру полагалось представать перед камерой в темном костюме, рубашке с длинными рукавами, туго завязанным галстуком. Внешне его было не отличить от рядового ЧиППа.
Однажды я оказался с нашим тележурналистом в лагере беженцев в Сомали. Самолет приземлился посреди пустыни. Нас обступили изможденные детишки. Зеленые мухи садились им на лица. В полуденном зное все плыло.
— Погоди, переоденусь! — крикнул он и залез в самолет.
И вскоре появился в черном костюме и при галстуке.
Оператор тихо выругался.
— Мотор! — приказал журналист и начал:
— Трудные проблемы стоят перед молодым сомалийским народом, только что вставшим на путь независимости…
Пот ручьями стекал по его физиономии, страшно было подумать, что делалось под мышками… Но он не сдавался.
Как известно, все репортажи из Африки должны были начинаться именно так. Менялось только название страны. Потом рекомендовалось перечислить все проблемы и указать виновника. Неизбежна была и другая "обязаловка" — бескорыстная помощь Советского Союза, благодаря которой данная страна якобы эти трудности преодолевала.
Без этого набора появляться на экране или на газетной полосе было невозможно. Забывчивому журналисту опытный редактор напоминал:
— Ты что, поддал вчера? Пишешь про независимую Анголу, а про империализм ни слова…
Хорошее было время!
Наиболее проверенным и смелым поручалось брать интервью. Считалось, что это дело опасное. Иностранец мог брякнуть что-нибудь антисоветское, несмотря на все просьбы и предупреждения.
Учитывая это, предлагалось ставить вопрос так, чтобы собеседник не мучался с ответом. И одобрительно кивать, если тот шел правильной, оговоренной дорогой.
За годы сложились отлично спаянные тандемы — ни те ни другие не любили менять партнеров. Что было совершенно правильно. Не будешь же портить жизнь старому знакомому.
Однажды я решил подсчитать, сколько раз кивает репортер программы "Время". Оказалось, что в самом коротком интервью можно выдать до двух десятков кивков.
Потом я стал обращать внимание на западных журналистов. Тут меня ждало разочарование. Кивали настолько редко, что было ясно: никакого уважения к собеседнику там нет, один голый расчет!
Было бы, впрочем, преувеличением утверждать, что так. часто кивали все. Маститые журналисты выполняли это упражнение гораздо реже. Как и подобает профессионалам. Зато как!
Мэтры готовились к интервью задолго и основательно. Они обходили все аппаратные этажи, с трудом поднимаясь по устланным красными дорожками лестницам, терпеливо дожидаясь приема у верхних обитателей Дома мудрости. Самых проверенных допускали к самому Леониду Митрофановичу. Оттуда они выходили просветленные, помолодевшие от полученных инструкций.
К мэтрам подпускали только надежных собеседников. Тех, кто никогда не сказал бы антисоветскую гадость.
Каждый кивок в таком интервью был кивком высшей пробы.
Мне тоже в свое время приходилось брать интервью. И я всегда помнил о том сходстве с китайским болванчиком, которое появляется у кивающего журналиста. Мне казалось, что со мной такого не произойдет никогда.
Мне так долго казалось. До тех пор, пока я не увидел себя на голубом экране (дело происходило в одной африканской стране). Я задавал вопросы одному деятелю, он мне очень интересно отвечал, а я стоял перед камерой и ободряюще кивал…
Теперь-то мы знаем, что в те тяжелые годы наши журналисты просто боялись не кивать. Их заставлял кивать тоталитаризм. Кивая, они как бы намекали собеседнику о своем угнетенном положении.
Сейчас совсем другое дело. Сейчас все изменилось. И если журналист кивает, то делает это он с чистой совестью. Возможно, кто-то назовет это кивками свободы. В наши революционные дни кивки стали более осмысленными. Получили статус.
Недавно я присутствовал на интервью нашего известного хирурга. Съемочная группа работала прямо в его кабинете. Оператор выбирал нужные ракурсы. Когда хирург закончил говорить, тот направил объектив на своего партнера:
— Толик, — сказал он, — кивни пару раз…
Нынешний наш бизнесмен — это тот же турист или дипломат, но внезапно разбогатевший. Виновата опять же не богатая тетка. Как мы знаем, на нашей почве они не растут.
Роль богатой тетки у нас играет государство. Оно так часто теряет сознание, что все каждый раз думают: ну, сейчас точно конец. И каждый берет что хочет. Потому что мертвому все равно уже ничего не надо.
Мутация туриста привела к некоторому усложнению образа.
Внезапно разбогатевший турист уже не считает тысячу долларов в кармане большими деньгами.
Одевается он так, что простому туристу и даже дипломату не снилось. А если и интересуется чьим-то здоровьем, то только своего конкурента. Да и то — через подставных лиц.
Он не говорит "красивый какой" при встрече со слоном. Он подсчитывает, сколько прибыли (в валюте, разумеется) принесет продажа бивней, шкуры, хобота, хвоста и даже…
— Остановись, пожалуйста, — попросил меня наш бизнесмен, которого я вывез в заповедник.
Он вышел на дорогу и наклонился над еще свежей кучей, оставленной слоном.