Детектив и политика 1992 №1(17)

В отличие от нее мне было не все равно, куда ехать. Девять часов вечера, я знал, что банки уже давно закрыты, и все же направился в деловую часть города. Что касается женщины, я понимал, что ее версия звучала бы куда правдоподобнее, вызови она полицию без промедления, но мне хотелось, чтобы она немного пришла в себя, да и сам я должен был выиграть время. Мы сидели бок о бок, как два абсолютно чужих человека, а ведь нас связывала ночь любви и совместно пролитая кровь ее мужа. Я бросил на нее взгляд искоса. Она ответила мне взглядом и горько усмехнулась. Я вновь сосредоточил свое внимание на дороге. Стемнело, и пока мы не выбрались на основную магистраль, мчались по проселочной дороге, словно вдоль глухого темного коридора. Изредка мигал красноватый огонек сигнального фонаря: должно быть, кто-то из местных фермеров решил наведаться к соседу; иногда вдали от дороги мелькали освещенные окна домов. А затем началась автострада: слепящие огни рефлекторов, цепочки придорожных фонарей, громады доходных домов, магазины, рестораны, бары, кинотеатры…

В одиннадцать мы подкатили к банку. Вокруг — ни души. Я вылез из машины и направился к дверям, сам не зная зачем. Бездумно уставился на круглосуточно работающий автомат, где можно было разменять деньги. Но ни денег, ни чеков у меня не было.

— Ищете кого-то?

Я обернулся. Передо мной стоял невысокий, худенький пожилой человек в форме охранника и с кобурой у пояса.

— Вы здесь сторожем? — задал я излишний вопрос.

— Ага. Желаете разменять деньги?

— Нет, — досадливо отмахнулся я. — Просто надеялся тут встретить кое-кого.

— Девушку, не так ли? — заговорщицким тоном поинтересовался он, а затем бросил недоверчивый взгляд на сидевшую в машине женщину.

— Верно, девушку, — подтвердил я.

— Волосы черные, распущены по плечам, — подхватил он. — Ноги длинные, стройные, талия тонкая… Словом, такая красотка — залюбуешься.

Я согласно кивнул.

— Значит, вы ее видели?

— Она просила вам кое-что передать, если, конечно, вы и есть ее приятель. Но она вас очень точно описала. Как ваша фамилия?

Я все понял. Текст ее устного послания был мне известен заранее; так больной по выражению докторского лица угадывает диагноз и все же переспрашивает, уточняет, подстегиваемый неким извращенным желанием услышать приговор самому себе.

— Моя фамилия Робертс, — хрипло произнес я.

— Она просила передать: сожалеет, мол, что так вышло, но вы ее поймете. — Охранник снова бросил взгляд на сидевшую в машине женщину и добавил: — Я смотрю, найдется кому вас утешить.

— Да, найдется…

Махнув ему рукой на прощание, я побрел к старенькому «шевроле». На лице женщины застыло выражение апатии. Я знал, что она готова отправиться со мной на край света — пешком или в этой убогой колымаге, не задавая вопросов, куда и зачем. Правда, у нее нет драгоценного камня стоимостью в несколько миллионов. У нее нет абсолютно ничего за душой, нет даже будущего — если полицейские не слезут с нее, и она потеряет голову или запутается в собственных показаниях. Тогда и для меня наступят тяжелые времена… Я сел рядом с ней в машину и погнал к дому. Из квартиры я позвоню Ди Маджио. Само собой, он не обрадуется еще одному сюрпризу, но придется ему проглотить и эту пилюлю; в рамки нашей договоренности это вполне вмещается. А затем я усядусь в ванну с теплой водой и погружусь в дрему. Я буду дремать, пока мягкие, чуткие пальцы не примутся массировать мое тело. Тогда я забуду эту роковую цепочку убийств и предательств, забуду про изумруд и миллионы долларов, забуду задушевный милый голос, взволнованной скороговоркой предлагающий внести за меня залог.

Мне многое предстоит забыть.

Валентин Королев ЛИЧНОЕ ДЕЛО

© Валентин Королев, 1992.

В три года я мечтал стать машинистом и водить такой же огромный, пыхтящий сладким туманом романтики паровоз, как те, что громко свистели на либавском вокзале, куда водила меня на прогулки мама.

В пять лет я не чаял души в соседе-пожарнике, который в золотом, причудливо изогнутом на затылке шлеме приезжал домой на сверкающей ярко-красной машине с серебряной лестницей и звонким колоколом.

На помню, был ли я октябренком, но в соответствовавшие этой партийности годы, и в бывшем Кенигсберге, и в бывшем Пиллау, владел дотами, землянками и складами всех образцов стрелкового оружия и военной амуниции советского и германского производства, как и многие другие пацаны послевоенных пригородов, изрытых траншеями, снарядами и авиабомбами.

Я любил море, боевые корабли и матросов, которые, вместо того чтобы пить в увольнении водку, большими компаниями приходили в наш сад на Судостроительной улице полежать на траве, поесть несметных яблок и отведать домашней снеди со стола своего командира.