Детектив и политика 1992 №1(17)

Нет, Александр Николаевич не был завербован ни одной из иностранных разведок. С учетом его личных и деловых качеств этот факт вполне можно было отнести к числу наиболее значительных удач спецслужб противника. Сам товарищ Борков так не считал. Он был убежден, что справится с любым порученным ему делом. Поэтому Александр Николаевич немало удивился, когда двое дюжих нью-йоркских полицейских, обнаруживших его за отчаянной попыткой преодолеть в невменяемом состоянии проезжую часть какой-то авеню, принесли полковника в его номер отеля, а не в кабинет директора ЦРУ. Разумеется, если бы они поступили так, как подсказывала ему профессиональная логика, он заставил бы этого директора уважать честь и достоинство советского чекиста. Но поведение вражеских полицейских обескуражило Боркова и надолго поставило его в тупик.

Не менее странным казалось Александру Николаевичу отсутствие оперативного интереса к нему и со стороны французов. Дело в том, что в самом логове страны — участницы блока НАТО, в Париже, жила родная сестра его покойной бабушки — Надежда Львовна Раздольская, эмигрировавшая из России вскоре после известного выстрела крейсера «Аврора». В те исторические дни, как и всю свою оставшуюся жизнь, Надежда Львовна резонно полагала, что ее гимназический роман с блистательным корнетом Коленькой Голощекиным не мог пройти мимо внимания ВЧК. Тем более что уже на второй день советской власти в Питере Коленька был расстрелян подвыпившими революционными матросами за отказ приветствовать их по всей форме. Как профессионал, Александр Николаевич понимал, что опасения его родственницы были отнюдь не безосновательными.

По твердому разумению полковника, современная Франция была обязана кишеть агентами собственных спецслужб и разведок ее союзников. И уж тем более каждый проживавший на Западе русский должен был работать хотя бы на одну империалистическую разведку. И тот факт, что французские спецслужбы не удостаивали Александра Николаевича своим вниманием, он относил на счет их перегруженности повседневной текучкой и бумажной волокитой, которыми хронически страдала вверенная ему московская контрразведка.

Недостойная чекиста родственная связь полковника с заграницей была единственным темным пятном в биографии коммуниста-руководителя. Но во всем большом чекистском коллективе было только два человека, которые знали эту страшную тайну. Одним из них был сам Александр Николаевич, а другим — начальник управления Максим Петрович Бородин. Его-то агентом и был Борков.

Нет, что вы! Никакой подписки о негласном сотрудничестве Александр Николаевич генерал-лейтенанту не давал. Да-да, он был обыкновенным стукачом, даже не дипломированным. Высшего образования у него не было, как, впрочем, и у Максима Петровича, поскольку до КГБ они оба служили по партийному ведомству. А там, как известно, в цене не образование, а ум, честь и совесть коммуниста. Этот принцип подбора и расстановки кадров позволял наиболее совестливым партийцам выдвигаться на самые ответственные посты в науке, культуре, экономике и, конечно же, в органах безопасности страны.

Стучать Александр Николаевич начал еще в детстве. Это, безусловно, помогло ему окончить среднюю школу, ни разу не оставшись на второй год. Полученные в ее стенах первые навыки пионерской принципиальности он успешно совершенствовал сначала на комсомольских, а затем и на партийных руководящих должностях.

Такие, как Борков, всей своей жизнью доказывали справедливость ленинского утверждения о том, что «хороший коммунист есть в то же время хороший чекист».

Непоколебимая вера полковника в грядущее торжество коммунистической принципиальности на всей территории, охваченной бдительным оком Второй службы, и беззаветная его преданность начальнику управления позволили сотрудникам УКГБ за глаза присвоить Александру Николаевичу кличку Агент 001 — на зависть персонажу известных детективных романов Иэна Флеминга, сумевшему дослужиться лишь до седьмой степени доверия.