Читаем Детектив и политика 1992 №1(17) полностью

— не давать агенту заданий, резко противоречащих его

внутренним психологическим установкам; в необходимых случаях должным образом легендировать их обоснование;

— как минимум раз в год организовывать психологопсихиатрическое обследование агента.

Официальное медицинское заключение будет выслано в наш адрес дополнительно.

Ст. оперуполномоченный капитан П.З.Тараскин.


Резолюция начальника службы: «Срочно подготовить план политико-воспитательной работы с агентом. А. Борков».

Резолюция начальника отдела: «Надо ознакомиться со стихами агента на предмет изучения его политического лица и возможного их использования в оперативных интересах. Э. Губанов».

Резолюция начальника отделения: «П.З.Тараскин! Что за стихи? Доложите вместе с планом. А.Хабалов».

Контрнаблюдение

— Какого черта мы здесь торчим? — нарушил молчание молоденький водитель «уазика» и, зябко поеживаясь, натянул на руки офицерские рукавицы. Было начало марта, вчера отгудел день международной женской солидарности, а погода никак не желала солидаризироваться с весной. — Понятное дело, если бы мы еще на маршруте «хвост» обнаружили. А теперь-то что? Может, запросим «добро», да в отдел?

— Молодой ты еще, Серега. Многого не понимаешь, — откликнулся старший, поправляя шарф. — Тараскин нам после встречи с Птицыным выпивку обещал. У капитана две банки в портфеле. При мне брал.

— Маловато. Нас с ним трое, да в тех двух машинах целая кодла с лужеными глотками. И у всех после вчерашнего внутренности горят.

— Вот мы его агента до подъезда проводим и слетаем в дежурный гастроном. Тут пять минут езды. Сегодня он до девяти.

Разговор прервал тональный сигнал радиостанции, и приятный женский голос буднично доложил:

— Первый, я Второй. Птицын чистенький, будет у вас минут через пять.

— Спасибо, Второй. Я на месте, — ответил Первый и громко рассмеялся. — Интересно, Зинка сама этих алкашей на мороз вытолкала или это они ее сесть за руль уговорили?

— Сама, — уверенно сказал Серега. — Первый раз, что ли? Она баба добрая. Если и женюсь, то только на такой.

Они еще успели выпить по полстакашки горячего кофе из термоса, прежде чем объект наблюдения показался из-за угла дома на перекрестке со Сретенкой.

Он шел не спеша, втянув голову в плечи и ссутулившись. Переходя на ту сторону, где стоял «уазик», оглянулся назад, проверяясь и одновременно убеждаясь, что на проезжей части машин нет. Минуя темную подворотню, словно нехотя заглянул в ее зев, сделал несколько шагов вперед по скользкому тротуару и вдруг остановился, выпрямив спину и вынув голову из мохерового шарфа. Продолжая держать руки в карманах коротенькой куртки, по-цыплячьи взмахнул локтями и уставился на яркий фонарь, сиявший прямо над аркой, в которую ему надлежало свернуть. Раньше его там не было, или он никогда не горел. Птицын вошел было во двор, но тут его взгляд остановился на защитного цвета «уазике» с заляпанным грязью номером. В безлюдном переулке машина показалась ему чужой.

* * *

— Чего это он затих? — спросил Первого Серега и, интуитивно почувствовав неладное, начал судорожно стаскивать с рук неудобные рукавицы.

— Похоже, что этот гадский фонарь еще при Дзержинском разбили, а наши мужики только вчера в него лампочку ввернули. Рви вперед! Видишь, объект прямо на нас прет?

Включенный еще со времени связи с Зинкой мотор сытно рыгнул, и «уазик», громко фырча, выскочил на Сретенку, где не мешкая повернул направо, на запретительный знак. Эта деталь не укрылась от внимания Птицына.

— Второй! Второй! Ты где, сука, прячешься? Срочно подтянись!

Эфир, разбуженный криком Первого, встрепенулся, заверещал тональными и наполнился перебивавшими друг друга голосами разведчиков, уже было подыскавших укромные дворики под стоянки для своих «коробочек». Ревя моторами, три машины заметались по прилегавшим к Сретенке переулкам. Объекта нигде не было.

* * *

Птицын увидел, как на тем же месте, откуда пятнадцать минут назад сорвался «уазик», остановилась набитая мужиками «Волга» с женщиной за рулем. В том, что это была «наружка», он ничуть не сомневался. Для милиции и мафии он никакого интереса не представлял. В преследовавших его машинах сидели одни русские. Это обстоятельство сняло возникшее у него поначалу подозрение в слежке со стороны сионистской контрразведки, слухи о существовании которой муссировались в еврейских и чекистских кругах. Значит, это были люди Петра Захаровича, разлюбезного его опера, на встречу с которым он сюда приперся.

Выйдя из темного подъезда, дверь в дверь с которым встала машина чекистов, он улыбнулся сидевшей за рулем миловидной, лет тридцати женщине и скрылся в проеме арки, над входом в которую весело горел кем-то заботливо отремонтированный старый фонарь.

* * *

Сводка № 7/1/412

наружного наблюдения за объектом

Птицын

по заданию тов. П.З.Тараскина

(Фрагмент)

Перейти на страницу:

Все книги серии Детектив и политика

Ступени
Ступени

Следственная бригада Прокуратуры СССР вот уже несколько лет занимается разоблачением взяточничества. Дело, окрещенное «узбекским», своими рамками совпадает с государственными границами державы. При Сталине и Брежневе подобное расследование было бы невозможным.Сегодня почки коррупции обнаружены практически повсюду. Но все равно, многим хочется локализовать вскрытое, обозвав дело «узбекским». Кое-кому хотелось бы переодеть только-только обнаружившуюся систему тотального взяточничества в стеганый халат и цветастую тюбетейку — местные, мол, реалии.Это расследование многим кажется неудобным. Поэтому-то, быть может, и прикрепили к нему, повторим, ярлык «узбекского». Как когда-то стало «узбекским» из «бухарского». А «бухарским» из «музаффаровского». Ведь титулованным мздоимцам нежелательно, чтобы оно превратилось в «московское».

Евгений Юрьевич Додолев , Тельман Хоренович Гдлян

Детективы / Публицистика / Прочие Детективы / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
10 заповедей спасения России
10 заповедей спасения России

Как пишет популярный писатель и публицист Сергей Кремлев, «футурологи пытаются предвидеть будущее… Но можно ли предвидеть будущее России? То общество, в котором мы живем сегодня, не устраивает никого, кроме чиновников и кучки нуворишей. Такая Россия народу не нужна. А какая нужна?..»Ответ на этот вопрос содержится в его книге. Прежде всего, он пишет о том, какой вождь нам нужен и какую политику ему следует проводить; затем – по каким законам должна строиться наша жизнь во всех ее проявлениях: в хозяйственной, социальной, культурной сферах. Для того чтобы эти рассуждения не были голословными, автор подкрепляет их примерами из нашего прошлого, из истории России, рассказывает о базисных принципах, на которых «всегда стояла и будет стоять русская земля».Некоторые выводы С. Кремлева, возможно, покажутся читателю спорными, но они открывают широкое поле для дискуссии о будущем нашего государства.

Сергей Кремлёв , Сергей Тарасович Кремлев

Публицистика / Документальное
Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное