Детектив и политика 1992 №1(17)

Как такового личного дела Агента 001 в КГБ не имелось. Но даже скромного интеллекта Александра Николаевича было достаточно, чтобы предполагать наличие у генерала некоторых нигде не учтенных материалов, касавшихся подробностей биографии и времяпрепровождения любимца. И где-то на нейтральной полосе между сознанием и подсознанием полковника время от времени возникало смутное подозрение в заинтересованности Максима Петровича в определенной части законного наследства, светившего начальнику московской спецслужбы в случае смерти его парижской родственницы. Забегая вперед, в скобках заметим, что подозрение это оправдалось, после чего Александр Николаевич сделался заместителем Максима Петровича и получил наконец заветное звание генерал-майора. Злые языки говорили, что решающее слово в деле о наследстве и в вытекавшем из него вопросе о дальнейшем пребывании Боркова в органах КГБ было сказано самим генеральным секретарем и выдающимся литератором современности Леонидом Ильичем Брежневым. С ним когда-то, по совместной партработе на Украине, попивал горилку с перчиком Максим Петрович Бородин. Те же языки утверждали, что от наследства Александру Николаевичу досталась лишь малая толика. Но это было потом. А когда полковник Борков прочитал аттестацию на Циника, он был серьезно озабочен отношением этого еврея к сотрудничеству с органами.

Александр Николаевич искренне полагал, что каждый порядочный гражданин обязан сообщать о всех фактах нарушения «Морального кодекса строителя коммунизма» либо своему непосредственному начальнику, либо сразу в КГБ. Сотрудники и агенты органов должны были доносить вообще обо всем, и с особым рвением в силу их особого социального статуса. Каждого, кто не разделял эту нравственную позицию, полковник считал либо антисоветчиком, либо психически больным. Агент, который относился к наушничеству с оттенком нигилизма, сразу же вызывал у него недоверие.

В силу целого ряда причин Александр Николаевич не был склонен рубить сплеча. Поэтому он счел разумным принять в качестве основной версию о непричастности Циника к враждебной деятельности против СССР. На фоне нравственных критериев полковника эта версия однозначно предполагала наличие у агента психического расстройства.

Он снова задумался. Ему показалось странным, что такие опытные контрразведчики, как Губанов, Хабалов и Тараскин, сами не пришли к этому выводу и не провели соответствующую проверку негласного помощника. Нет, он пока не подозревал этих офицеров в злом умысле. Все они исправно стучали ему друг на друга. Но это, конечно, не было простым упущением оперативников. Здесь была скрыта какая-то более существенная причина.

Серьезный анализ ситуации и социалистическое правосознание заставили его вынести строгий приговор самому себе. Причиной случившегося была его личная недоработка. Видимо, еще не в полной мере настойчиво и целеустремленно воспитывал он своих подчиненных, не достаточно часто делился с ними богатым личным опытом. Из этого надо было сделать самые серьезные выводы.

В себе

(Из личного архива Ефима Клеста)

Всякий раз, уходя в себя, я схожу с ума

и подолгу шлепаю босыми ногами

по лужам своей собственной крови

и смеюсь,

глядя, как играют под луной

брызги красных и белых

кровяных телец,

как шарахаются от них

редкие прохожие моей памяти

и разбегаются по ее закоулкам,

где душно, скользко и темно

от страшных клятв,

заживо гниющих надежд

и рыскающей в их глазах

катастрофической будущности.

Запись на обороте листа: «Для того, чтобы исчезло все отвратительное, надо, чтобы отвратительно стало всем».

Секретно

Экз. № 1

Справка

По учетам психо-неврологических диспансеров ни агент, ни его близкие родственники не проходят.

Обследовавший «Циника» в ходе легендированной диспансеризации эксперт-психиатр ст. лейтенант медслужбы В. Б. Левченко признаков психического расстройства у агента не обнаружил. По мнению специалиста, «Цинику», как человеку, обладающему определенными творческими способностями (пишет стихи), свойственны обостренное восприятие и неординарные оценки. По той же причине возможны проявления тонкой интуиции, характерной для творческих личностей, что может позитивно отражаться на агентурной работе. Однако резкий диссонанс между специфическим восприятием действительности и оперативно целесообразным поведением может стать причиной невроза, ухода агента в истероидные формы поведения: скандализм, алкоголизм, наркомания, половые излишества и др.

Как считает т. Левченко, избранный агентом специфический псевдоним есть семантическое выражение формы самозащиты от лиц, осведомленных о его негласном сотрудничестве с органами КГБ, то есть от оперативных работников.

По мнению специалиста, в глубине души агент презирает доносительство и — как результат — самого себя. Не исключено, что на вербовку пошел в силу чрезвычайных обстоятельств и что первый псевдоним «Невский» был ему навязан.

Тов. Левченко считает целесообразным: