В одиннадцать я услышал с пластинки «Караван» Дюка Эллингтона в исполнении Роэнера и влюбился в трубу. В двенадцать играл на ней в школьном духовом оркестре, а через несколько лет — на танцплощадках Северодвинска, в котором все знали друг друга в лицо. Отсутствие в те годы класса трубы в местной музыкальной школе я воспринимал едва ли не как трагедию, и до сих пор, как о неисправимой ошибке, вспоминаю свой отказ играть в городском эстрадном оркестре (семья уезжала в Москву, где родился и до службы на флоте жил отец).
В столице я выучился на водолаза и два года с перерывом на матросскую службу на Северном и Черноморском флотах доставал из московских водоемов больших и маленьких утопленников. Здесь, по примеру коллеги и приятеля Васи Мещерякова, написал заявление в Высшую школу КГБ и вскоре стал чекистом в отличие от Васи, имевшего, по его словам, тетку во Франции.
Не так давно я видел Васю по телевизору — здорового, мужественного, немного погрузневшего с той поры водолаза, без тени сожаления в глазах о содеянном им в этой жизни.
Нет, что ни говорите, а тетка во Франции — это не так уж плохо. А может, даже очень хорошо. Не будь ее, не было бы теперь у Васи этих честных добрых глаз. И не было бы таких рук — тоже добрых и чистых, возвращающих земле текущий между пальцами прах утопших. Ни глаза, ни руки, ни мысли его никого больно не жалили, осталась голова на плечах, и не утратилось ощущение собственной нужности.
Я выбирал сам. Был неуправляем и доверчив одновременно. Всей душой внимал книжкам и кинематографу. Верил, что власти предержащие, даже если они в чем-то и ошибались, в целом были честными и порядочными людьми, желавшими всем нам светлого будущего. Я шел бороться с «закоренелыми врагами социализма», заполонившими пять шестых обитаемой суши и «посягавшими на счастье» моей родной одной шестой. И не верил отцу, наглядевшемуся на морских особистов и убежденному, что КГБ — рассадник лжи, бездарности и интриганства…
Уже давно нет паровозов; пожарники не звонят в колокола, носят некрасивые армейские каски, ездят на блеклых автомобилях и никогда не знают, где взять воды, чтобы потушить огонь; флотские офицеры крадут из матросских посылок колбасу; ни один музыкант не играет «Караван» на двух трубах. Может, это оттого, что я много лет творил зло, пишу банальные стихи и прихожу на Арбат, чтобы продать их там по рублю за штуку. И я кладу трешник в жестяную банку арбатского секстета за то, что его «Караван» больно жалит мне душу.
В.К.
Сентябрь 1990 г.
Эта история произошла в те времена, когда наш народ в едином порыве шел к высотам развитого социализма, когда всеобщее дело считалось личным делом каждого, а личное дело каждого имело секретный номер в КГБ.
Вместе с тем отдельные отщепенцы, в жилах которых все еще текла наследная кровь гнилой интеллигенции и прочих недобитков, не желали мириться с дарованной им Великим Октябрем объективной реальностью, отражавшей всю многогранность марксистско-ленинского учения и притязаний современных руководителей КПСС на научность своих трудов.
Численность, демография и этнография отщепенцев вызывали озабоченность у капитанов коммунистической идеологии и беззаветно преданных им сотрудников компетентных органов, воплощавших в себе характерные черты предыдущих поколений, щит и меч предержащих.
Ни для кого не секрет, что победа в наступательном бою предполагает как минимум троекратное численное превосходство над противником. В соответствии с этим постулатом воинского искусства развивались органы государственной безопасности. Ибо и дураку было понятно, что сохранить немеркнущие социалистические ценности и поддержать трудовой энтузиазм широких народных масс можно было только лишь силой.
В органах КГБ ни на один день не прекращался поиск путей повышения эффективности наступления на отщепенцев одновременно на всех фронтах. Вычертить линии этих фронтов не представлялось возможным ни на физической, ни на климатической, ни даже на политической карте СССР. Специфика периода состояла в том, что в битве за идеалы противнику удалось навязать чекистам очаговую тактику. Невидимая глазу простого обывателя война шла повсюду — на научных симпозиумах, в курилках НИИ, на театральных подмостках и даже в постелях. И только комплексный, творческий подход советских чекистов к данной проблеме позволял им отслеживать границы и динамику на многочисленных театрах военных действий по структурным схемам и плановым отчетам органов КГБ.