Детектив и политика. Выпуск №2(6) (1990)

— Врача! Врача! — спохватился кто-то.

Добрая врачиха, еще десять минут назад клеймившая антисоветскую, антигуманную и антисоциалистическую выходку так называемого посла" (так было записано в стенограмме, которую мне потом дали почитать), хлопотала у стонавшего после качания Вениаминыча, причитая: "Ах, что же они с вами сделали, непутевый вы наш!" — и, кажется, была слова с такой страстью любить Вениаминыча, с которой только что его осуждала.

— Друзья! — вдруг слабым голосом произнес Вениаминыч. Все затихли.

— Друзья! — повторил Вениаминыч. — Передайте в Москву, что я признаю свои ошибки. Простите меня. Я больше не буду.

Боже, что тут началось! Слезы, мольбы о прощении. Клавдия Васильевна встала на колени, заломила руки и, стеная, умоляла Вениаминыча отпустить ее грехи. Торговый советник плакал очень крупными слезами, бережно стряхивая их с нового галстука. "Мученик! Мученик!" — пронеслось по толпе.

И только тут, не выдержав, зарыдал наконец сторож дядя Том.

Трогательное примирение закончилось массовым выходом на запретный пляж.

Огромная рыжая луна с багровыми разводами нависла над океаном, покрыв воду мириадами искр и блесток. Играна музыка, на пальмах зажглись разноцветные лампочки, весело кружились пары — кто во фраках и в бальных платьях, припрятанных, очевидно, на такой случай, кто просто в купальниках.

Завхоз Виктор вместе с Пашкой сгоняли на лодке к заметному рифу и наловили королевских креветок. Из маленького ресторанчика, который соорудила на месте развалин предприимчивая Мария Егоровна, неслись вкусные запахи.

Игорь Петрович Стебнюк вышел на пляж в новых, ни разу не надеванных плавках самой последней моды и обнаружил весьма недурную фигуру, что сразу же положительно было отмечено всеми посольскими женщинами. Опозоренный торговый советник Григорий Семенович вместе с чернокожим партнером Кумаси обсуждали план новой сделки, уже без участия Сидорова, которая гарантировала резкое повышение благосостояния как островитян, так и многочисленных народностей Советского Союза. Безымянные коллеги Василиска Ивановича бегали взапуски, приставая к девушкам. Сидоров с не отходившим от него ни на шаг Вилли Смитом рассматривали коллекцию марок, которую удалось недорого приобрести на лондонском аукционе "Сотби", перехватив ее у известного шахматиста. Баба Надя обнимала практиканта Крошкина под пальмой у самой кромки моря…

На песок со стороны посольства медленно въехал огромный трейлер с потушенными огнями. Бесшумно растворились дверцы, и безымянные помощники Василиска Ивановича, бросив игры, выгрузили столы и трубу зеленого сукна. Из темного чрева грузовика поплыли над головами ящики с "Кинзмараули", "Хванчкарой"; водками, несуществующими уже настойками, коньяками и матовыми, будто запотевшими, бутылями с черными в золоте этикетками "Реми Мартена"; ликерами и, конечно же, португальским "Виньо Верде", под которое так замечательно идут королевские креветки. Тут же подскочил Василиск Иванович со штопором, начал буровить пробки, разливать в подставленные бокалы.

На зеленом сукне в считанные минуты появились дымящиеся блюда с бесподобными омарами; антрацитом блестела икра в хрустальных на льду вазах; тут же и поросята, как живые, с пучком петрушки в улыбающихся пятачках; закопченные целиком осетры в легкой приправе из брусники и кинзы, с мармеладовыми шариками вместо глаз; гуси, индейки, телячьи бока, котлеты по-киевски; капустные котлеты и гречневая каша для решившего стать вегетарианцем Игоря Петровича, свежайшая сырая вырезка с красным перцем пири-пири для дяди Тома.

Последними вынесли из трейлера антикварные стулья давно ушедшей эпохи и уж просто роскошное кресло, обитое кровавым бархатом, с высокой резной спинкой и подставочкой для ног.

Зазвонил председательский колокольчик. Вмиг вся колония оказалась за столом в почтительном молчании. Только дядя Том, не привыкший к этикету, хмыкал и ковырял пальцем свою порцию мяса.

Во главе стола в бархатном кресле находился Вениаминыч в трусах и майке, прямой и строгий.

— Товарищи! — начал он и оглядел присутствующих. — Мы собрались сегодня здесь, чтобы…

И тут замолкшая было музыка грянула с такой силой, так разухабисто, что решительно ничего не стало слышно. Однако гости этого неудобства, казалось, не замечали и внимательно слушали выступавшего, аплодируя в нужных местах и беззвучно выкрикивая здравицы в честь хозяина.

Луна поднималась всё выше, как-то даже быстрее положенного, подул ветер, над горизонтом появилась светлая полоска и тут же начала розоветь. Море заиграло, волны, шипя, легли на песок, слизывая чьи-то следы. Стало совсем светло. Пляж оказался пустынным. Вдалеке маячил едино-кий парус. Ветер нес песок на развалины старой гостиницы. Слепые окна посольства горели золотом.

А в резиденции, на первом этаже, на обычном табурете (Николай Вениаминович порой уважал простое, исконное в быту) сидел посол в тех же трусах и той же майке.

Вошла Зоя с тазиком горячей воды.

— Николай Вениаминович, ноги мыть будем?

— Будем, Зоинька, обязательно будем…

* * *