Детектив и политика. Выпуск №2(6) (1990)

— Очень просто! Гениально просто, но людей дисциплинирует. Например вот так. — Вениаминыч взял салфетку и написал: "М.П.Ср. Пр. З.Е.В.Д.". — На его языке это означало: "Михаил Петрович, срочно прошу зайти, есть важное дело”. А если этот самый М.П. упрямился, играл под дурачка, делал вид, что не понимает, Федор Кузьмич слал записочку секретарю партбюро. — Он снова взял ручку: "Н.ВЕ.В.Д.Пр. Ср. З.В.С.П.Б.”. — Секретарь, естественно, старался побыстрее расшифровать, потому что видел, что в тексте есть "Е.В.Д." — вроде грифа срочности. Помучавшись немного, он получал: "Николай Викторович, есть важное дело, прошу срочно заняться вопросом созыва партийного бюро”.

— А он тоже рассылал записочки? — съехидничал я, но, как оказалось, неудачно.

— Конечно! В этом-то и весь смысл воспитательной работы! И он подсовывал коллегам записочки, хотя, говорят, был щедрее на буквы. Что-то вроде: "Вас. Вас. Скаж. дежрефу, обзв. членов”. Федор Кузьмич этого секретаря очень ценил, а потом устроил в хорошую страну.

— ?

— Ну, в Европу или Америку, я уж не помню. А может, и в Японию.

— А Федор Кузьмич?

— А что Федор Кузьмич? Работает, снова в командировке, недалеко от меня, между прочим. Хотя посольство у него побольше. А сменил он такого фрукта, я тебе скажу! Тот, понимаешь, приказал спустить воду в посольском бассейне, чтобы бездельные жены и дети не отвлекали своим нерабочим видом мужей и отцов. Ну, это, положим, правильно. Нечего под окнами голыми валяться. Но он еще объявил коммунистический субботник, чтобы срыть теннисную площадку! Вот это было лишнее! Можно было и без субботника обойтись.

— Ему что — теннисисты мешали?

— Мешали, говорит. Стучали мячами днем и ночью. Волен и срыл, чтобы сотрудники могли полноценно отдохнуть. А потом знаешь, что сделал? Купил за бешеные деньги кактусы и засадил ими футбольное поле. А кактусы эти цвели юлько раз в году, в одну декабрьскую ночь. Выстреливали такие красивые белые чаши на длинных шеях. Этот день, вернее ночь, они называли "Праздник цветов", который отмечался всем коллективом не только отчетом о проделанной работе и концертом художественной самодеятельности, но и просмотром какого-нибудь революционного фильма. Чаще всего — "Ленин в Октябре". Я тоже его очень люблю, мы его все часто смотрим у нас на Острове.

— А цветы на следующее утро погибали?

— Нет, живучие были, как кошки! После праздника их срезали, упаковывали в большие коробки и Аэрофлотом отправляли в Москву. Хорошим людям. А ты думаешь, почему он так долго в этой теплой дыре сидел? Цвето-о-чки все, мой друг, цвето-о-чки!

— Ты вот, смотрю, меня осуждаешь, — помолчав, заметил Вениаминыч. — А я вот не обижаюсь. Человек ты молодой, пороху еще не нюхал. Что я? Да я по сравнению с другими еще ангел! Шутка, конечно! — снова рассмеялся он. — Недавно я проездом был в одной стране. Знаешь, что я нашел в посольстве? Бомбоубежище! Настоящее бомбоубежище, оборудованное по самому последнему слову техники! С цветами, отличной вентиляцией, картинками разными на стенах. В тропиках-то, подумай! Я спросил тамошнего хозяина, на что ему бомбоубежище, от кого спасаться, ведь до центров мирового империализма далековато будет. А он мне так серьезно отвечает, мол, у империализма длинные руки и нападения можно ожидать в любой момент. У вас, говорит, все погибнет, а у меня — в целости и сохранности. Знаешь, сколько он в эту свою игрушку денег убухал? Сказать страшно…

В тот день Вениаминыч был удивительно щедр на подобного рода истории — сказывалось, наверное, благотворное влияние подмосковной природы на его крепкий, но здорово ослабленный Африкой организм. Он еще рассказал о своем близком друге, тоже после, который фотографировался с диктатором той страны — прямо на советском танке и именно в тот момент, когда такими же танками давили восставших туземцев в соседнем городе.

А еще был посол, который подписывал важные бумаги, сидя в бассейне. Ему приносили папку и очки, причем это поручалось сотруднику молодому, еще не страдающему радикулитом. Посол подплывал к бортику, неизменно спрашивал: "Ну, что у вас еще там?", надевал очки и подписывал, не читая, хотя потом интересовался, все ли верно написано. Получив удовлетворительный ответ, нырял назад, рискуя замочить бумаги, поэтому от дипломата требовалось немалое проворство, чтобы уберечь ценный автограф. Когда ему рассказали, что угандийский президент Иди Амин установил в бассейне телефон — тоже на бортике, — наш не удивился, воспринял эту информацию всерьез и подумал провести линию и к себе в бассейн. "А что, если от президента позвонят? — заволновался он. — А то вдруг из Москвы?"

Рассказал он и о своем предшественнике в прошлой командировке. Тот запирал посольский лифт на большой амбарный замок, а ключ хранил у себя в кармане. "Здоровье нужно сохранять другим способом, — учил он подчиненных, — физзарядку делать или кусты в резиденции постричь". Стрижка кустов была его хобби. Он хищно щелкал огромными садовыми ножницами, глаза его стекленели, и подходить к нему в эти моменты боялись решительно все.